Африкано-американцы и африканские мигранты: расхождение ментальностей

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научных проектов № 13-01-18036 «Отношения между африкано-американцами и мигрантами из стран Африки в США: социокультурный аспект взаимовосприятия общин» и № 14-01-00070 «Африкано-американцы и мигранты из стран Африки в США: культурная мифология и реальность взаимоотношений».

Нарастающий приток мигрантов из стран субсахарской Африки в Соединенные Штаты Америки позволяет ряду исследователей поднимать вопрос об образовании общности «новых», или «других» африкано-американцев, о формировании в США «новой африканской диаспоры» ^{[1, p. 172; 2 etc.]}. В то же время в науке все чаще ставится под сомнение эвристическая ценность самого понятия «диаспора», в частности, применительно к африканцам, покинувшим Африку ^{[3, p. 10–15; 4, p. 74-78]}. В нашем же понимании, диаспоры – не любые совокупности выходцев из одного народа или одной страны, проживающих в другой стране (мы согласны с А. Онг, что за таким взглядом стоит «… аналитическая концепция, слишком узкая для осмысления разнонаправленности и многообразия причин большинства современных международных миграций» ^{[5, p. 87]}, а лишь те, которые образуют сетевые сообщества, служащие мигрантам средством и более успешной адаптации в принимающем социуме, и поддержания собственной культурной идентичности. Благодаря многочисленным и разнообразным видимым и невидимым связям между их членами такие сообщества-диаспоры образуют в принимающем социуме своеобразные экстерриториальные единицы, status in statu – «государства в государстве» ^{[6, c. 43-47]}. Более того, эти сетевые сообщества часто также охватывают близких, коллег, деловых партнеров и т.д., эмигрировавших в другие страны и остающихся на родине.

У недавних мигрантов из многих стран Африки в США, как показало наше полевое исследование, диаспоры как сетевые сообщества уже успели сложиться. Причем именно диаспоры выходцев из отдельных стран континента – ганская, сенегальская, эфиопская и т.д., а не единая «африканская диаспора»; таково мнение и подавляющего большинства самих респондентов-африканцев. Отношения в этих диаспорных сообществах небесконфликтны, они внутренне крайне неоднородны и фрагментированы – этнически, религиозно, социально, политически – и в то же время частично пересекаются друг с другом (например, на основе этнической, языковой или религиозной общности мигрантов из разных африканских государств), между их членами существует множество деловых, дружеских, а иногда и семейных связей, изредка они демонстрируют наличие также общеафриканского и даже панчерного пластов самосознания, но чаще, – напротив, пласта узкоэтнического. Однако именно страна происхождения является «опорной точкой» идентичности большинства африканских мигрантов в первом поколении (и, соответственно, проведения ими границ своего сообщества и определения преимущественного круга общения даже тогда, когда африканцы из разных стран живут бок о бок).

Группы выходцев из одной страны в США принято называть «общинами», или «сообществами» (communities). Центральная роль среди прочих национального (по стране происхождения) пласта идентичности и господствующее среди африканцев ощущение панафриканского сообщества мигрантов как своего рода «федерации» общин уроженцев одного государства наглядно проявляются в программах и деятельности создаваемых ими общественных организаций. Например, одной из главных целей ассоциации «Африканцы в Бостоне» (AfricansinBoston) провозглашено «предоставление африканцам и друзьям африканцев платформы, на которой преодолевались бы культурные, образовательные и профессиональные барьеры между различными африканскими общинами,... разобщенность и слабость африканских общин». А 8-й Ежегодный африканский парад и фестиваль в Нью-Йорке прошел 19 октября 2014 г. под лозунгом «Возвысим голос все вместе, чтобы расширить возможности наших общин». Такое соотношение пластов идентичности – национальный пласт занимает центральное положение, этнический (а иногда и религиозный) конкурирует и порой даже конфликтует с ним, а общеафриканский сосуществует с ним непротиворечиво – характерно для африканских мигрантов. Оно присуще их сознанию не только в Америке, но и в других странах ^{[7, p. 2-11]}, в частности в России ^{[8, p. 89–96]}.

То, что главным уровнем идентичности мигрантов из субсахарской Африки является национальный, чрезвычайно важно и для понимания особенностей взаимовосприятия африканцев и африкано-американцев как предпосылки взаимоотношений между ними. В противоположность африканцам, африкано-американцы, несмотря на определенные региональные различия, образуют единую этнокультурную, в том числе языковую, общность, самоопределяющуюся на основе расовой принадлежности. При этом они видят в себе не стремящуюся найти нишу в уже образовавшемся американском социуме «диаспору», а один из его важнейших изначальных компонентов. Идеологи «черного национализма» и панафриканизма XIX – середины ХХ вв. – Э.У. Блайден, М. Гарви, У. Дюбуа и другие рассматривали африканцев вне Африки именно как диаспору (пусть и не употребляя это тогда вообще еще не утвердившееся в современных языках слово). Они уподобляли свой народ евреям, а трансатлантическую работорговлю – библейскому Исходу. Блайден прямо признавал сходство своих взглядов с воззрениями основоположника сионизма Т. Герцля ^{[9, p. 5–6]}. На тезисе о черных жителях Нового Света как «рассеянном народе» и строилась пропаганда идеи об их «возвращении» в Африку, опять же, подобно сионизму, призывающему к «возвращению» евреев на Землю Израильскую ^{[10, p. 10–15]}. Однако среди широких масс африкано-американцев такой взгляд распространен сегодня еще меньше, чем тогда. По справедливому утверждению одного из африкано-американских респондентов, «существенные различия между африканцами и африкано-американцами обусловлены разницей в историческом опыте – в том, что одни испытывали на себе тяготы колониализма, а другие – расизм; африкано-американцы являются частью истории этой страны и носителями ее исторического опыта на протяжении уже четырех-пяти-шести поколений. Они вписаны в историю этой страны, а африканцы только приехали, и это порождает дополнительные проблемы».

Действительно, африкано-американцы, за исключением небольшой части интеллектуалов из числа тех, кто особенно активно культивирует в себе «африканскую идентичность» и считает себя африканцами, волею судеб родившимися и живущими в чужой стране – Америке, не ассоциируют лично себя с Африкой, а видят в себе подлинных американцев. «Некоторые африкано-американцы очень гордятся африканским происхождением, а некоторые не придают ему значения, – делится своими наблюдениями мигрант из Нигерии. – Африкано-американцы так патриотичны, до такой степени американцы, что они хотят ассоциировать себя с тем, что они сделали для этого общества». Эти слова находили подтверждение в ряде наших интервью с черными американцами. При этом для самосознания африкано-американцев важно, что они единственные, чьи предки стали американцами помимо собственной воли: «… для многих иммигрантов, которые приехали добровольно, Америка и в самом деле стала новым местом, полным надежд. Но не для нас – порабощенных черных». И сегодня обсуждая, в том числе публично – в прессе иммиграционную политику государства, черные американцы не забывают особо подчеркивать, что «Америка – нация иммигрантов, за исключением африкано-американцев, которые были привезены сюда в цепях и по принуждению» ^[11]. Свою трагическую историческую судьбу африкано-американцы считают возможным сравнивать только с судьбами соотечественников-индейцев, лишенных своих земель и загнанных в резервации, и евреев, переживших нацистский холокост ^{[12, p. 231]}. «Холокостом» работорговля названа, например, в начале фильма, демонстрируемого в Музее черной истории «Гриот» в Сент-Луисе (в конце же фильма работорговля называется «геноцидом»). Для обозначения «африканского холокоста» – работорговли – африкано-американским антропологом и африканистом Маримбой Ани (урожденной Донной Ричардс) было введено понятие «маафа» (maafa) – «великое бедствие» на языке суахили ^[13]. Слово «маафа» прижилось в лексиконе черных американцев: оно провозглашено «официальным» синонимом «холокоста» «Обществом африканского холокоста», служит названием ежегодной церемонии в память о жертвах работорговли и т.д.

Некоторые респонденты склонны рассматривать отношения между африкано-американцами и африканцами в США в первую очередь именно как отношения между автохтонами и мигрантами. Идея одной из ярчайших личностей в истории «черного национализма» М. Гарви о необходимости «возвращения» всех черных людей в Африку вызывала у некоторых африкано-американских респондентов не только несогласие, но и возмущение: «Мы были здесь с самого начала, так почему это мы должны покидать нашу страну? Америка – наша страна!». У многих из них, как уже упоминалось, прошлое и настоящее Африки не вызывает особого интереса, и они не желают ассоциировать себя ни с ней, ни с уроженцами ее слаборазвитых стран. Возможно, часть африкано-американцев даже опасается, что их будут ассоциировать с мигрантами из Африки, потому что в американском общественном сознании статус мигрантов тем ниже, чем экономически менее развиты их родные страны ^{[14, p. 438-454]}.

Африканские мигранты сами ощущают разницу в отношении к Америке между собой и подавляющим большинством черных уроженцев этой страны: некоторые из них прямо заявляют, что главная причина существенных расхождений между их культурами, стилями мышления и поведения заключается именно в том, что африкано-американцы – «в своей стране», американское общество – это их общество, в которое они встроены изначально. По наблюдениям молодой женщины, чей отец мексиканец, а мать родом из Эфиопии, «африканцы адаптируются гораздо лучше мексиканцев, которые хотят вести себя, как в Мексике, не понимая, что в Америке свои порядки. Африканцы же усваивают американские порядки быстрее и лучше». И все же, когда мы спросили бездомного пожилого африкано-американца, как он отличает африканцев от черных американцев, он ответил: «Очень просто: чувствуется, что они не в своей стране». Африканцы и в самом деле четко сознают себя как мигрантов – людей, приехавших в чужую страну и пытающихся освоиться в ней, вынужденных нащупывать пути интеграции в общество, одной из неотъемлемых, фундаментальных социокультурных составляющих которого являются африкано-американцы. Более того, несколько африканских мигрантов утверждали, что черные американцы относятся к ним хуже белых, что только от них они слышали открытые призывы «убираться домой» ^{[15, p. 37]}.

То есть членами обеих групп «иностранный статус африканцев… используется как маркер для определения разницы» между ними и африкано-американцами ^{[16, p. 55]}. Недавние черные иммигранты относятся к возможности обозначения себя как «африкано-американцев» очень по-разному, в диапазоне от настаивания на нем до категорического отказа от такого наименования, но все же чаще они не желают называться «африкано-американцами», обосновывая это, в том числе, стремлением избежать ассоциирования себя с рабством и его историей, принудительностью миграции в США тех, кого принято именовать «африкано-американцами» ^{[17, p. 105-112]}.

Африканцы проводят границы своих сообществ в первую очередь не по расовому признаку (и потому на этом уровне самоидентификации не включают в них всех черных людей или даже всех африканцев), а по национальному, а также этническому, языковому, религиозному; африкано-американцев же они воспринимают как «ясно очерченную этническую группу с определенным набором культурных норм и ценностей» ^{[18, p. 35]}. То, что от расовой принадлежности может зависеть статус членов одного общества (а не колонизаторов и колонизованных), что расовое деление в состоянии являться одной из основ его устройства и служить призмой, через которую жители страны воспринимают всё и вся (и потому, в частности, могут воспринимать африканцев, африкано-американцев и афрокарибцев как одну группу), вызывает изумление и непонимание у людей, приезжающих в США из в целом монорасовых стран Африки и Антильских островов ^{[19, p. 127-140]}.

Видящие, но не понимающие причин этого африкано-американцы нередко оценивают такую реакцию африканцев как нежелание солидаризироваться с ними, как игнорирование интересов черной расы ввиду того, что, по их мнению, африканцы никогда не испытывали на себе ужасов расизма ^{[20, p. 13]} и обсуждают на интернет-форумах вопрос: «есть ли вообще африканцам дело до черных людей в Соединенных Штатах?». Ведь для них самих именно расовая принадлежность – основной критерий деления мира на «свой» и «чужой», ключевой аспект самосознания. Расовый компонент настолько превалирует в сознании африкано-американцев, что иногда они высказывают африканцам свое искреннее удивление тем, что в Африке черные люди не могут «договориться» об объединении в одно государство. Еще одну примечательную грань сознания черных американцев увидел в их непонимании невыраженности у африканцев расового сознания один из наших респондентов. Помимо прочего, он рассматривает это как проявление типичного для уроженцев США любого происхождения неосознанного взгляда на весь мир с позиций американской исключительности, в частности, на расовую историю Африки сквозь призму расовой истории Америки.

По выражению А. Алекс-Ассенсо, африканцы и афрокарибцы «имеют многослойное понятие идентичности, тогда как черные  мериканцы – целостное: расовое» ^{[17, p. 108]}. Вероятно, Алекс-Ассенсо не до конца права, потому что в идентичности африкано-американцев есть и другие аспекты, в частности, национальный, региональный. Но что несомненно, так это отсутствие в ней очень важного для африканцев этнического пласта, его поглощенность и подмененность расовым, который зачастую погребает под собой и пласт классовый: притом, что само черное сообщество классово стратифицировано не менее, чем белое, для многих африкано-американцев социальные различия по-прежнему есть лишь проекция различий расовых, а социальные проблемы – только отражение расового неравенства. К. Грир в значительной мере права, утверждая, что вообще в Америке, «поскольку эта страна отказывается иметь дело с классом, раса становится заменителем класса. Все общественные недуги, с которыми люди отказываются иметь дело справедливым образом, они пытаются превратить в расовый вопрос, в то время как на самом деле это вопрос классовый» [цит. по: 21]. Когда в декабре 2013 г. президент Б. Обама заявил, что «разрыв в возможностях в Америке сейчас – вопрос класса в той же степени, что и расы», он был подвергнут критике в «черных» СМИ, обвинивших его в попытке затушевать роль расовой дискриминации в сохранении экономического неравенства между «белой» и «небелой» частями американского общества ^[22].

Для африканцев же социальная стратификация – результат действия множества факторов, причем не только считающихся врожденными (принадлежность к тем или иным этносу и родственной группе), но и изменчивых, благоприобретаемых: уровня образования, доходов и т.д. ^{[12, p. 240]}. Сравнивая сознание африканцев и африкано-американцев в контексте исторических условий его сложения, П.П. Эке совершенно правильно пишет: «На африканском континенте африканцы скрупулезно выработали мириад этнических форм сознания, каждая из которых подпитывает лояльность исключительно во благо членов четко определенной группы, исключая подавляющее большинство других африканцев и часто противопоставляя некоторые этнические группы. На американском континенте беспрецедентный общий исторический опыт рабства и других видов подчинения побудил африкано-американцев сконструировать уникальный тип исконного сознания, отличающийся от выражений родства в Африке. В Черной Америке отсутствует этническое сознание; вместо этого – раздутая форма расового сознания, которая охватывает единым чувством других африкано-американцев и, в самом деле, всех черных повсеместно. То есть в то время как у африканцев на африканском континенте в моделях поведения отсутствует какая-либо концепция расы, африкано-американские народные обычаи проникнуты расовым сознанием. Взаимодействие между африканцами и африкано-американцами иногда оказывается хрупким из-за этих различий в моделях исконного сознания» ^{[23, p. 89]}. Более того, в сознании части африкано-американцев, преимущественно молодежи из невысоких социальных слоев, их собственная культура предстает эталонной, единственно правильной моделью «черной культуры», и мигранты признаются этими людьми «настоящими черными», только если усвоили присущие ей способы поведения ^{[16, p. 53–55; 24, p. 110]}.

Людям со стороны африканцы чаще всего видятся однородной массой – именно «африканцами», а не, например тоголезцами или нигерийцами, и уж тем более не эве или йоруба [см., например: 25]. Американо-нигерийская писательница Ч.Н. Адичи говорила в одном из интервью: «Я должна сказать, что до того как я уехала в Америку, сознательно я не считала себя африканкой. Но когда в Америке заходил разговор про Африку, то люди всегда спрашивали мое мнение, несмотря на то, что я не знала ничего о таких местах, как Намибия. Все же я приняла эту новую личность. И теперь во многом я вижу себя африканкой, несмотря на то, что я всегда раздражаюсь, если к Африке относятся как к стране» ^[26]. Ввиду восприятия их окружающими как «африканцев» у выходцев из разных государств континента действительно укрепляется общеафриканская составляющая идентичности, хотя, как правило, она не начинает преобладать над национальной и этнической: прежде всего «африканцами» ощущают себя лишь некоторые уроженцы континента из числа живущих в Америке очень давно.

Если же вести речь о причинах восприятия уроженцев полусотни государств и выходцев из сотен этносов как некой гомогенной целостности – «африканцев», то, конечно, следует сказать об общей недостаточной просвещенности относительно политической географии и этнографии Африки, характерной для жителей всего мира, в том числе США. В частности, некоторые респонденты рассказывали, что нередко в ходе разговоров с американцами – и черными, и белыми – обнаруживали, что те просто не знают о существовании их родных стран. По словам респондента-либерийца, многие американцы, и в том числе черные, думают, что весь африканский континент – это одна страна, в которой говорят на одном, «африканском», языке. Однако в случае африкано-американцев к общей причине – слабой информированности об Африке и ее населении – следует добавить утрату ими столетия назад собственных этнических корней и влияние панафриканских идеологий. По не лишенному иронии замечанию нашей респондентки, уроженки Ганы, живущей в США уже около тридцати лет, в Америке «быть африканцем снова стало модно». По словам другой африканки, родившейся в Америке, когда она росла, то есть двадцать-двадцать пять лет назад, «быть африканцем не считалось крутым (cool). Совершенно определенно, это было неприемлемо, никто нами не интересовался. Они (черные американцы. – Д.Б.) только, так сказать, подшучивали над нами. Но теперь я бы сказала, что все больше африкано-американцев проявляет интерес, любопытство» . Как отметил пожилой респондент из числа черных американцев, «увлечение Африкой среди африкано-американцев идет волнами; например, в 1960-е годы все черные в США носили прическу “афро”». Об «афро» как широко распространенном знаке, говорившем, что обладатель этой прически – противник расизма, вспоминал и другой черный американец, чья юность пришлась на те годы. В наши дни, например, среди достаточно состоятельных черных уроженок США популярными становятся наряды от африкано-американских модельеров, в которых обыгрывание мотивов «африканской одежды» подается как общественно-политически и культурно значимый акт возрождения «африканской моды», которую не смогли до конца уничтожить ни рабовладельцы, ни расисты времен сегрегации ^[27]. Уловив тенденцию, модельеры-мигранты из Африки (Ганы) 30 ноября 2013 г. провели в Нью-Йорке, в районе Бронкс, где проживает много и африканцев, и тем более африкано-американцев, первый вечер «африканской традиционной одежды». Второй вечер прошел в другом районе Нью-Йорка, Бруклине, год спустя.

В сознании большинства африкано-американцев сложились игнорирующие многообразие африканского континента обобщенные образы «Африки», «африканцев», «африканской культуры» как своеобразные порождения и отражения их собственной этнокультурной цельности. Советский африканист Л.О. Голден (1934–2010), африкано-американка по отцу, в 1992 г. переехавшая в США и работавшая в одном из крупнейших «черных» университетов – Чикагском университете штата (Chicago State University), писала: «Только некоторые американцы, как я обнаружила во время [чтения] лекций в американских университетах, понимают, что Африка – это многогранное явление. Американцы часто воспринимают Африку как единообразный континент…» ^{[28, p. 186]}. Видный африкано-американский исследователь К.А. Палмер неслучайно настаивает на том, что «сам термин “африканская диаспора” должен использоваться с огромной осторожностью с учетом того факта, что до недавнего времени (очевидно, имеется в виду до периода независимости. – Д.Б.) люди, живущие на африканском континенте, определяли себя исключительно в соответствии со своей этнической группой. Более того, – продолжает он, – это мы (африкано-американцы. – Д.Б.) – те, кто гомогенизирует этих людей, характеризуя их как африканцев» ^{[29, p. 57]}.

Среди наших респондентов-африкано-американцев тех, кто не «гомогенизирует» африканцев, почти не было (исключения составляли только высококультурные собеседники). Большинство же подспудно или явно исходило из идеи о существовании «африканцев вообще». Иногда черные американцы прямо говорили, что, если они вступают в общение с африканцами, им даже не интересно узнать, из каких они стран. Впрочем, изредка, в способствующих этому ситуациях, африкано-американцы проявляют интерес к происхождению своих африканских знакомых; в частности – школьники на уроках, когда речь идет об истории их сообщества и о черном наследии в Америке. При этом, как подметил один африкано-американец, «иногда они (африканцы. – Д.Б.) считают нас невежественными, они ожидают, что мы знаем страну, из которой они приехали, знаем [их] язык… Если ты знаешь, откуда они, имеешь знания об их стране, их отношение становится лучше». Тот же информант продолжает: «Наверняка у них (африканцев. – Д.Б.) сильнее культурная идентификация, чем у нас, потому что африканцы знают, откуда они. Некоторые приехали из Восточной Африки, Западной Африки, Южной Африки и все происходят из конкретных этнических групп или племен. У нас этого нет. Мы оторваны. У нас нет никакой возможности говорить: “Это то, что мы, кикуйю, используем”, “Это то, что пришло из Кении”. У нас ничего этого нет. Мы только знаем, что мы черные». Его мысль развивает другой респондент: «У нас нет связи с африканской культурой. … Мы из ниоткуда. У нас в головах есть идеальный образ места, откуда мы вышли (т.е. Африки. – Д.Б.), но это место считается “диким”, “ужасным” – нам так о нем говорят». Как правило, африкано-американцы не задумываются о многообразии реальных этнических и национальных культур Африки, отправляясь за «африканским искусством» на уже ставший туристической достопримечательностью рынок Малкольм Шабазз на Западной 116-й улице в нью-йоркском Гарлеме, где малиец продаст им поделку из Кении – типичный «туристический ширпотреб», или покупая «африканскую одежду» голландского производства в принадлежащем ганцам магазине на улице Северный Бродвей в Чикаго, или же выбирая на изобретенное в 1966 г. африкано-американцем Мауланой Ндабезитой Каренгой, урожденным Рональдом МакКинли Эвереттом, «африканское рождество» Кванза9 подарки родным и близким, разложенные рядом с подарками на христианское Рождество и иудейскую Ханукку на верхнем этаже супермаркета «Мэйси’з» в шаге от ратуши в Филадельфии, или вникая в смысл «африканской поговорки» на обложке брошюры-молитвенника в церкви в алабамском городке Гантерсвилл и даже собираясь в Сенегал, Гамбию, Сьерра-Леоне, Гану или Бенин в тур по местам, связанным с историей работорговли.

Африканцы нередко выказывают обиду на игнорирование американцами, в том числе черными, культурного и национального многообразия Африки. Иногда, как и просвещенные африкано-американцы, они обвиняют в этом американские средства массовой информации, для которых все, что бы ни случилось в какой-либо африканской стране, происходит просто «в Африке» с просто «африканцами» ^{[30, p. 204; 31, p. 103]}. Причем африканцы обычно предстают в невыгодном свете, потому что сообщается практически всегда о событиях негативных – эпидемиях, голоде, нищете, войнах, переворотах, вследствие чего в представлениях части африкано-американцев Африка – исключительно континент всяческих бедствий ^[32]. Интеллектуалы и политические активисты видят в этом продолжение многовековой традиции восприятия африканцев белыми и их политики, направленной на поддержание собственного превосходства и раскола черного мира путем создания у африкано-американцев негативного образа африканцев ^{[33, p. 192]}.

Однако следует заметить, что африканские мигранты, в беседах жалуясь на то, что американцам, в том числе черным, все равно, из какой они страны, сами стимулируют подобное восприятие себя. В угоду зарубежному потребителю-потенциальному туристу видеофильмы об Африке, создаваемые в африканских странах, а затем появляющиеся в продаже, в том числе в Америке, эксплуатируют те же, что и западная рекламная видеопродукция, экзотизирующие и демонизирующие образы, которые должны побудить белого человека отправиться на дикий и опасный «Черный континент» ^[34]. Сами же мигранты, понимая, что, в силу описанных выше причин заработать на чем-то «африканском» проще, чем на, допустим, «нигерийском» или «ганском», открывают «африканские рестораны», в меню которых – только нигерийские или только ганские блюда, будучи сенегальцами и малийцами, продают на «африканском рынке» поделки из Кении и ЮАР, плетут африкано-американкам «африканские косички» в бессчетных «африканских парикмахерских» и т.д. Примечательно, что зачастую парикмахерши-африканки (малийки, сенегалки, ивуарийки, тоголезки и др.) живут не в тех районах, в которых работают: парикмахерские часто размещаются или в центре города, или в районе компактного проживания африкано-американцев, а также карибцев, потому что, по признанию самих парикмахерш, именно они – их основная клиентура ^{[35, p. 16]}. Главный покупатель в принадлежащих мигрантам из Ганы, Сьерра-Леоне и других стран Африки магазинах «африканской одежды» – также черный американец ^{[36, p. 14]}. Продажа африкано-американцам, жаждущим ощутить связь с унифицированной, мифологизированной и мистифицированной «настоящей Африкой», такой «африканскости», типичного бодрийяровского симулякра, единицы современной эпохи гиперреальности, в основе которой – симуляция ^[37], превратилась в хорошо налаженный бизнес, в который вовлечено множество африканских мигрантов, конечно же, прекрасно знающих разницу между реалиями родного континента и образом Африки в сознании клиентов, еще более расходящимися благодаря их усилиям по «симулированию» Африки и «копированию» ее культуры. ^{[38, p. 8-21; 39, p. 159-179; 40, p. 64–87]}.

Таким образом, африкано-американцы и африканцы не образуют единую «черную общину». Значительная часть наших респондентов считает, что объединения черных общин не произойдет и в будущем, потому что «африканцы и африкано-американцы слишком, слишком, слишком разные», хотя некоторые допускают такую возможность, прежде всего, ввиду американизированности детей африканских мигрантов. В то же время отсутствие «черного единства» не означает, что отношения между африкано-американцами и современными мигрантами из Африки плохие, и вообще их вряд ли можно охарактеризовать однозначно, в том числе потому, что они не вполне одинаковы в разных образовательных и возрастных группах, в мегаполисах и в глубинке, в различных историко-культурных регионах страны (чем были обусловлены методика и география нашего исследования – см. выше). Неслучайно и африканские, и африкано-американские информанты определяли эти отношения в максимально широком диапазоне от «отличных» до «антагонистических». В промежуток между ними уместились такие оценки, как, с одной стороны, «хорошие», «дружеские», «уважительные», «в целом позитивные», «нормальные, но не близкие», «более или менее неплохие», «неплохие, но могущие быть и лучше», а с другой стороны, как «неблестящие», «поверхностные», «холодные», «опасливые», «напряженные», «подозрительные», «настороженные», «плохие», основанные на «смешанных чувствах», «недопонимании», «отсутствии взаимопонимания», «неправильном восприятии», «предубеждении» и «недоверии». По словам молодой уроженки США, дочери эмигрантов из Уганды и Нигерии, работающей юристом в одной из организаций африканских мигрантов, «из-за длительных отношений одновременно ненависти и любви внутри одной расы, я думаю, мы ощущаем более тесную связь с людьми нашей расы, чем с людьми из других групп. Но в то же время, может быть, существует даже больше взаимопонимания между различающимися иммигрантскими группами, чем внутри одной и той же этнической или расовой группы». Ей вторила другая родившаяся в США образованная молодая африканка – ганка, аспирантка Гарвардского университета: «Африканцы и африкано-американцы наиболее близки друг другу. И именно поэтому им трудно найти общий язык: когда культуры близки, но не идентичны, между их носителями возникают сложные отношения. Аналогичный пример – англичане и ирландцы. В целом это очень сложный и неоднозначный вопрос», – со вздохом заключила она. Ту же мысль – о том, насколько труднее сойтись тем, кто похож, но все же различен, чем тем, от кого заведомо не ожидаешь сходства с собой, – развивал и один из африкано-американских собеседников.

Отношения африкано-американцев и африканцев напоминают одновременное притяжение и отталкивание двух магнитов: и те, и другие понимают, что среди всех этнорасовых общин страны они (а также афрокарибцы) наиболее близки друг другу (настолько, что в глазах не-черных американцев порой сливаются в одно целое), сознают наличие общих корней и отчасти тех же проблем в обществе, для которого расовое деление первостепенно, но множество культурных различий, мгновенно обнаруживающихся при попытке взаимного притяжения и «переведенных» на «язык» образов другой культуры, вызывает взаимное же отталкивание.