К вопросу об энергетическом измерении международной конкуренции в Центральной Азии

Дезинтеграция СССР и образование политического вакуума на постсоветском пространстве открыло его внешнему воздействию, активизируя международную конкуренцию. В частности, в современных исследованиях постсоветская Центральная Азия (ЦА) характеризуется как регион, от ситуации в котором во многом зависит соотношение сил в Евразии ^{[2; 4-6; 17-22]}. Особое значение имеет сосредоточение здесь углеводородных ресурсов и путей их транспортировки. Эти и другие обстоятельства способствовали пересечению в регионе интересов глобальных и региональных акторов, среди которых выделяются Россия, США, ЕС, Китай, Индия, Пакистан и др.^{[1; 9; 11; 12]}.

Изучение различных аспектов международной конкуренции в ЦА характеризуется обширной отечественной и зарубежной историографией. Вместе с тем, в этой исследовательской сфере продолжают оставаться сюжеты, требующие дополнительных разъяснений, в числе которых, вследствие своего стратегического значения и масштабов влияния, находится энергетический аспект взаимодействия глобальных и региональных акторов. Целью данной статьи является обзорный анализ энергетического измерения конкуренции КНР, ЕС, Пакистана и Индии в центрально-азиатском регионе.

В контексте заявленной проблематики важно отметить, что министерство энергетики США (EIA – Energy Information Administration) оценивает ресурсы стран Каспийского бассейна (к которому относится и ряд государств ЦА) в следующих цифрах: 48 млрд баррелей нефти и 292 трлн куб. футов природного газа в доказанных и вероятных запасах. Почти 75 % нефти и 67 % запасов природного газа расположены в пределах 150 км от берега.Территориальные споры и ограниченные разведочные работы в шельфовых районах затрудняют определить общее количество углеводородных ресурсов. Их большая часть находится на шельфе Каспийского моря, особенно вблизи северного побережья. По оценкам EIA, 41 % от общего объема Каспийская сырой нефти и конденсата (19,6 млрд баррелей), и 36 % природного газа (106 трлн куб. футов) относятся к морским месторождениям. В целом, большая часть морских запасов нефти расположена в северной части Каспийского моря, а наиболее значительное количество морских запасов природного газа находится в его южной части. Также 35 % нефти (16,6 млрд баррелей) и 45 % газа (130 трлн куб. футов) можно найти на суше в пределах 150 км от побережья, в Северо-Кавказском регионе РФ. При этом 12 млрд баррелей нефти и 56 трлн куб. футов природного газа расположены на суше, в основном на территории Азербайджана, Казахстана и Туркменистана ^[21].

Примечательно, что крупнейшими поставщиками энергоресурсов среди стран ЦА являются Казахстан (1,4 млн баррелей нефти и 1 трлн куб. футов газа в сутки) и Туркменистан (216 тыс баррелей нефти и 284 млрд куб. футов газа в сутки). Имеющая выход к региону РФ поставляет порядка 120 тыс баррелей нефти и 485 млрд куб. футов газа в сутки. Эти государства обладают потенциалом стать основными поставщиками энергоресурсов по различным направлениям: в восточном, где потенциальными потребителями являются КНР и, в перспективе, Япония; в европейских энергетических проектах по безопасности и диверсификации источников сырья для стран ЕС; через территорию Ирана, Афганистана и КНР в Южную Азию, где основными потребителями энергоресурсов станут Индия и Пакистан.

Так, стабильно растущая экономика Китая требует внешних источников энергоносителей. Одним из таких источников выступили страны ЦА. По мнению исследователей, «Китай решил сфокусироваться на торговых связях и инвестициях как лучших способах увеличения своего влияния в центрально-азиатских государствах» ^{[22, с. 1077]}. Пекин рассматривает ЦА как свою торговую зону. Этот регион выступает в роли важной составляющей проекта «Один пояс и один путь», который, как планируется, свяжет китайскую «мировую фабрику» с ёмким европейским потребительским рынком. При этом нефтяные ресурсы ЦА выступают альтернативой импорту из стран Ближнего Востока. Ведущим производителем товарной нефти в регионе является Казахстан. Северный Каспийский нефтегазовый бассейн представляет собой широкий континентальный шельф, большая часть которого расположена в Казахстане, где находится несколько крупнейших месторождений: береговые – «Тенгиз» и «Карачаганак», а также одно подводное – «Кашаган». Первые китайские нефтяные компании начали свою деятельность в Казахстане с мая 2004 г., в результате подписания соглашение о сооружении китайско-казахстанского нефтепровода «Атасу – Алашанькоу» по проекту «Казахстан – Китай», который состоял из двух частей, соединяющих все казахстанские нефтяные месторождения, и выходил к границе с КНР ^[10]. На проектную мощность нефтепровод вышел к 2013 г. В настоящее время проводятся работы по увеличению его пропускной способности.

Вторым энергетическим проектом КНР с государствами ЦА является строительство газотранспортной сети «Центральная Азия – Китай», которая состоит из четырех веток (A, B, C, D – Е.К., П.П.). Основным участником этого проекта по поставкам голубого топлива в Китай является Туркменистан. В апреле 2006 г. был подписан китайско-туркменистанский договор о строительстве газопровода Туркменистан – Узбекистан – Казахстан – Урумчи – Шанхай (с возможным выходом на Японию), протяженность которого должна составить 6366 км. Для этого Китай и Туркменистан совместно занимались разведкой и разработкой новых месторождений правобережья Амударьи на условиях соглашения о разделе продукции ^[2]. Газопровод был введен в строй в декабре 2009 г. С этого времени суммарные поставки газа достигли 10 млрд. м3. К 2011 г. по трубе перекачивалось ежедневно 40 млн. м3 газа ^[13]. В сентябре 2012 г. началось строительство линии C, которая параллельно проложена совместно с линиями A и B газопровода Туркменистан – Узбекистан – Казахстан – Урумчи – Шанхай, а 31 мая 2014 г. был выполнен пробный запуск газа из Туркменистана в Китай по новой линии. К концу 2015 г. общая пропускная способность газопровода «Центральная Азия – Китай» достигнет до 55 млрд м3. При этом источники газа линии С выглядят следующим образом: 10 млрд м3 – из Туркменистана, 10 млрд м3 – из Узбекистана, 5 млрд м3 – из Казахстана ^[15].

Таджикистанская сторона была привлечена в проект газопровода «Центральная Азия – Китай» по линии D (Туркменистан – Узбекистан – Таджикистан – Кыргызстан – Китая – Е.К., П.П.) весной 2014 г. (с окончанием строительства в 2016 г.). В августе 2014 г. Китайская национальная нефтегазовая корпорация (CNPC) и НХК «Узбекнефтегаз» подписали оглашение о создании совместного предприятия по строительству и управлению четвертой нитки узбекского участка газопровода «Центральная Азия – Китай». Новая структура создается в рамках оптимизации затрат участников проекта. До настоящего времени строительство трех предыдущих веток газопровода осуществляло СП Asia Trans Gas, созданное «Узбекнефтегазом» и CNPC в 2008 г. Новый участок протяженностью около 200 км, станет самой короткой веткой в системе газопроводов «Центральная Азия – Китай». Четвертая нитка, оцениваемая в 800 млн долл, свяжет действующую инфраструктуру газопровода на территории Узбекистана с уже строящимся участком в Таджикистане ^[16].

Исходя из вышесказанного, представляется, что энергетическая безопасность КНР зависит от энергоресурсных проектов, реализуемых совместно с государствами ЦА, которые являются импортерами, а также странами, предоставляющими свои территории для транзита. При этом Казахстан занимает контрольное место по экспорту сырья непосредственно на китайскую территорию. В начале 2000-х гг. проекты Китая по направлению транспортировки энергоресурсов вступали в конкуренцию с региональными планами ЕС.

Отношения между Европейским союзом и государствами ЦА на заре 1990-х гг. формировались под влиянием новой геополитической ситуации, сложившейся в результате распада биполярной системы международных отношений. Этот период стал базисом для формирования стратегии ЕС в отношении государств ЦА, когда осуществлялось «прощупывание» основных сфер обоюдных интересов, как политического, так и торгово-энергетического характера. Однако даже к началу 2000-х г. у ЕС отсутствовала стратегия в отношении ЦА: цели были сформулированы, но инструменты их достижения не были выработаны. Данная ситуация была связана с тем, что вся активность ЕС направлялась на соседние с ним регионы. Причины этого заключались в следующем: отсутствие единой точки зрения на будущее энергообеспечения Европы и на его взаимосвязь с проблемами безопасности и экологии; превалирование национальных интересов отдельных государств над общеевропейскими, интересов нефтегазовых концернов – над национальными. С политической точки зрения ЕС делал акцент на избежание создания антироссийских альянсов в регионе, видя будущее своих интересов в рамках сотрудничества и партнерства с РФ ^{[5, с. 79 – 80]}.

Принятия ЕС 18 сентября 2014 г. резолюции «Положение на Украине и состояние отношений между Европейским союзом и Россией» ^[19] доктринально закрепило стремление Европы изменить региональную энергетическую политику, которая выразилась в качественном эквиваленте введения санкционных мер против РФ, отмене соглашений в энергетическом секторе по проекту «Южный поток». С этого времени Европейский Союз стремится диверсифицировать маршруты и источники поставок энергоресурсов, что якобы будет способствовать обеспечению энергобезопасности Европы. Решение этой проблемы ЕС видит в реализации проекта Транскаспийского газопровода, который является продолжением проекта «Южный газовый коридор» (ЮГК) – европейской концепции доставки газа, основанной на системе локальных газопроводов, которые должны обеспечить поставки в страны Европы из региона Каспийского моря в обход РФ. Об этом 9 декабря 2014 г. заявил еврокомиссар по делам Энергетического союза М. Шефчович по итогам заседания Совета ЕС на уровне министров энергетики. Он также отметил, что первый газ в рамках нового проекта из Каспийского региона в Европе рассчитывают получить к 2019 г. Его общая стоимость предполагаемо будет составлять около 50 млн долл ^[3]. Следует отметить, что доставка углеводородов в Европу по ЮГК сопряжена с рядом таких рисков, как нестабильная геополитическая ситуация в рамках территории прохождения трубопровода, финансовые затраты на модернизацию имеющихся мощностей и строительство новых. Все это составляет отрицательный инвестиционный климат для проекта.

Кроме того, ключевую роль в европейской энергетической политике в ЦА играет Туркменистан. Но последний с 2009 г. переориентировался на поставки голубого топлива в КНР, а также на совместные разработки новых месторождений за счет китайских инвестиций, что закрывает пути европейских проектов в туркменистанский газовый сектор. Показательно, что Азербайджан видит в Туркменистане своего конкурента по импорту газа в Европу, вследствие чего затягивает переговорный процесс по проектам транспортировки туркменского газа по своей транспортной сети. В итоге, к концу первого десятилетия XXI в. становится очевидной несостоятельность европейской энергетической политики в ЦА в сравнении с китайской.

Южно-азиатское направление транспортировки энергоресурсов из стран ЦА неотъемлемо связано с энергетическими интересами Пакистана и Индии, как потенциальных потребителей. Пакистан привлекает тот факт, что, обладая значительными запасами углеводородного сырья, постсоветские (за исключением России – Е.К., П.П.) страны Каспийского региона имеют ограниченный выход на мировые рынки. Поэтому центрально-азиатские государства были особенно заинтересованы в расширении сотрудничества с соседями, которые могли обеспечить транзит энергоносителей через свои территории. В свою очередь, контроль над частью энергетического коридора позволил бы Пакистану не только избежать возможного дефицита в природном газе и нефти, но и значительно укрепить свое геополитическое положение.

На встрече в Исламабаде 30 мая 2002 г. президенты С. Ниязов (Туркменистан), Х. Карзай (Афганистан) и П. Мушарраф (Пакистан) подписали меморандум о проведении работ, касающихся исследования и анализа перспектив строительства газопровода через территорию Афганистана ^[4]. В декабре 2003 г. был подписан протокол к соглашению о строительстве газопровода от Даулатабадского месторождения на юго-востоке Туркменистана через Афганистан в Пакистан с пропускной способностью 30 млрд. м3 в год. Стоимость всего проекта оценивалась в 3,5 млрд. долларов ^[20]. По заявлению министра природных ресурсов Пакистана Н. Шакур Хана, была сформирована специальная рабочая группа, призванная работать совместно с Азиатским банком развития (АБР) над реализацией данного проекта [Ibid].

Однако в осуществлении проекта строительства газопровода ТАП (Туркменистан – Афганистан – Пакистан) существуют определённые проблемы. В частности, ситуация в Афганистане ставит под вопрос реализацию, как подготовительных работ, так и само строительство трубопровода. Также, по мнению экспертов, помимо угрозы террористических актов на территории Афганистана, проект может столкнуться с недостаточным спросом газа в Пакистане: страна, потребляющая сегодня 20 млрд. м3 газа, может и не «переварить» дополнительные 30 млрд. кубометров ^[14].

Между тем, ИРП в настоящее время не испытывает ощутимого дефицита в газовых ресурсах. Но благодаря поставкам из Туркменистана, Пакистан мог бы перевести свои ТЭС на природный газ, являющийся более экономичным и экологически чистым видом топлива. Пакистанские специалисты отмечают, что потребление газа из трансафганского трубопровода на внутренние нужды вИРП не превышает 2 – 3 млрд. м3, что дало бы возможность экспортировать до 30 млрд. м3 природного газа в другие страны. Таким образом, основной интерес Пакистана в прокладке газопровода из Туркменистана заключается в получении транзитных пошлин и определенного рычага влияния на заинтересованные в импорте этого газа страны, прежде всего, на Индию.

В начале XXI в. Индия ежегодно потребляла порядка 26 млрд. м3 природного газа, испытывая дефицит вразмере 6-8 млрд. м3. К 2010 г. потребление составило приблизительно 51 млрд. м3, а к 2025 г., по прогнозам специалистов, оно приблизится примерно к 145 млрд м3 ^[18]. В 2015 г. потребление газа в Индии составило 56,5 млрд м3 ^[7], что создало предпосылки для дальнейшего расширения энергетического сотрудничества с государствами ЦА и РФ. В этом отношении следует отметить, что, как неоднократно заявлял премьер-министр Индии М. Сингх, важность энергетической безопасности в Индии уступает лишь продовольственной безопасности ^[17]. Актуализировало данную проблему то, что Япония и некоторые страны АСЕАН уже выразили заинтересованность в импорте сжиженного газа через пакистанские порты ^[18]. Это естественным образом затрагивает обеспечение индийской энергетической безопасности.

Параллельно с проектом ТАП изучаются возможности транзита энергоресурсов через Иран, который является одним из традиционных поставщиков жидкого топлива в Пакистан ^{[9, с. 37]}. В этом плане преимуществом является то, что в случае его осуществления нивелируются территориальные риски по прохождению трубопровода. Однако США, противодействующие иранскому проекту, оказывают влияние на страны региона. Вашингтон, с одной стороны, стремится в большей степени изолировать ИРИ, с другой, – обеспечить интересы американских компаний, которые могли бы войти в консорциум по строительству ТАП.

Проект нефтепровода, который был разработан в 1995 г. американской нефтяной компанией «Unocal», от г. Чарджоу (Туркменистан) по территории Афганистана и далее в Пакистан с возможным выходом в Индию дает возможность экспортировать нефть из казахстанских и западносибирских месторождений по существующему трубопроводу Сургут – Омск – Павлодар – Чимкент – Чарджоу (Туркменабад – Е.К., П.П.). По совместным оценкам американской «Unocal» и саудовской «Delta» нефтяных компаний, общая стоимость нефтепроводного проекта составит – 2,7 млрд долл. Протяженность нефтепровода будет 1,6 тыс. км, из которых в Туркменистане – 430 км, Афганистане – 670 км, Пакистане – около 500 км. В качестве терминалов рассматриваются пакистанские порты Гвадар, Омара и Пасни ^[8]. Основными проблемами реализации проекта выступили отсутствие инвестиций, территориальные риски по пути прохождения трубы и платежеспособность потребителей в лице Пакистана и Индии, которые поставили под вопрос его реализацию.

В условиях формирования нового уровня партнерских отношений Пакистана с Китаем в начале XXI в. происходила трансформация центрально-азиатского проекта ИРП, который начал ориентироваться на китайские интересы в ЦА. КНР и Пакистан объединяло стремление использовать энергетический потенциал региона. В связи с этим перед ИРП встала задача заинтересовать Китай в обеспечении поставок энергоресурсов в Пакистан. Этому способствовало ослабление позиций США во влиянии на данные государства, что привело к усилению в них экономического присутствия КНР. Еще одним фактором усиления позиций Китая и, следовательно, Пакистана в ЦА стал компромисс по согласованию интересов КНР и РФ в регионе, формализовавшийся в рамках ШОС ^{[6, с. 88]}.

Таким образом, КНР в указанном регионе интересуют, прежде всего, нефтяные запасы Казахстана и газ Туркменистана. Динамично развивающаяся китайская экономика ежегодно наращивает энергопотребление, что придает особый статус государствам ЦА во взаимоотношениях с ним. Региональные энергетические интересы Китая и ЕС, связанные с собственной безопасностью, направлены на диверсификацию внешних источников поставок энергоресурсов, снижение зависимости от нестабильного в политическом отношении Ближнего Востока. При этом ЕС стремится снизить зависимость от поставок углеводородов из РФ и развить альтернативную транспортную инфраструктуру.

Исторически сложилось, что одним из главных препятствий на пути развития экономических связей между государствами Южной и Центральной Азии выступает отсутствие прямого транспортного сообщения. В силу этих причин планируемые проекты нефте- и газовых трубопроводов не были осуществлены в 1990-е и 2000-е гг. По мере устранения указанных препятствий будут реализовываться пакистанские и индийские интересы. С другой стороны, географическая близость Пакистана и Индии к постсоветским республикам, равно как стремление и готовность ИРП предоставить им выход к своим портам, а также к обширному южно-азиатскому рынку, являются основными преимуществами.