Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Филология: научные исследования
Правильная ссылка на статью:

Отчуждение и одиночество человека культуры как предмет художественной рефлексии в повести В. С . Маканина «Один и одна»

Демирал Хилми

соискатель, кафедра Историй новейшей русской литературы и современного литературного процесса, Московский Государственный Университет

119234, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1

Demiral Hilmi

post-graduate student of the Department of the History of the Newest Russian Literature and Modern Literary Process at Moscow State University

119234, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1

hilmidemiral86@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0749.2018.4.27390

Дата направления статьи в редакцию:

12-09-2018


Дата публикации:

23-10-2018


Аннотация: В данной статье рассматривается отчужденность современного интеллигента В. С. Маканина «Один и одна». В статье говорится о том, как интеллигент под влиянием обстоятельств современной жизни отчуждается от общества и как в результате меняются его отношения с окружающими людьми. Данная работа включает в себя психологический и общественный анализ образа интеллигента. Особое внимание уделяется философскому смыслу одиночества интеллектуального человека в современном обществе. В статье особо подчёркивается и до сих пор не обнаруженный принцип построения маканинского текста- принцип зеркальных отражений элементов композиции. В результате анализа приходится к интересному заключению о том, что культура и жизнь, литература и действительность в повести В. С. Маканина "Один и одна" как бы меняются местами и писатель, изучающая жизнь прототипов своих персонажей и размышляющий об их одиночестве, приходит к осознанию, что он также одинок.


Ключевые слова:

Владимир Маканин, Один и одна, интеллигенция, отчужденность, одиночество, общество, художественная культура, литература, кризис культуры, рефлексия

Abstract: This article is devoted to the estrangement of a modern representative of intelligentsia in Vladimir Makanin's novel 'She-One and He-One'. Demiral talks about the process of estrangement of an intelligent from the society under the influence of modern circumstances, and his changed relations and attitudes to others as a result. This research implies psychological and social analysis of the image of a member of the intelligentsia. Demiral focuses on the philosophical message of loneliness of a member of the intelligentsia in a modern society. In his research Demiral discusses the principle of Makanin's narration which is the principle of the mirror of composition elements. As a result of his analysis, the researcher comes to an interesting conslusion that culture and life, literature and reality in Vladimir Makanin's novel 'She-One and He-One' swap places. The writer who describes the lives of his prototypes and thinks about loneliness comes to the conclusion that he is lonely, too. 


Keywords:

Vladimir Makanin, One and one, intelligentsia, estrangement, loneliness, society, art culture, literature, crisis of culture, reflection

Темой произведения В. С. Маканина «Один и одна», опубликованного в 1986 г., является отчуждение интеллигента от общества и его одиночество. Сюжет произведения построен таким образом, что писатель Игорь Петрович размышляет о судьбах двух знакомых. Два главных персонажа его размышлений, Геннадий Голощёков и Нинель Николаевна, полностью отдалились от общества и продолжают жить каждый в пределах своего мира. Нинель Николаевна получила высшее техническое образование, она проводит дни за работой с документами, а после возвращается домой. О том, что она страдает от одиночества, знают только она сама и Игорь Петрович. Геннадий Голощёков же постоянно читает и проводит жизнь среди книг. «У Геннадия Павловича есть квартира и есть много книг, но нет женщины, нет личной жизни» [3, с. 185]. Хотя в молодости вокруг Геннадия Голощёкова было много женщин, он ни с одной из них не сблизился, так как никак не мог выбрать. Его недостаточное внимание к женщинам воспрепятствовало его счастью и приговорило к одиночеству. Пусть по мере взросления он и вспоминает этих женщин сначала с сожалением, а потом с грустью, но факт в том, что от них остались только воспоминания. «К сорока годам он вспомнил тех девушек уже с сильной, ясной тоской. И лишь за пятьдесят тоска отпустила: осталась память» [3, с. 203]. Геннадий Голощёков очень сильно желает поспорить с кем-нибудь по поводу книг, которые читает. Он надеется, что может интеллектуально побеседовать даже с Константином Даевым, который является его антиподом в произведении.

Игорь Петрович, которому принадлежат в романе функции осмысления и оценки, с помощью этих двух образов одиноких интеллигентов представляет жизненные ценности, modus vivendi и modus operandi части представителей современного общества. Игорь Петрович рассматривает жизни обоих героев с философской точки зрения. Вместе с тем, вырисовывается и образ мыслей, и внутренная сущность не только Нинели Николаевны и Геннадия Голощёкова, но и профессионального писателя, – Игоря Петровича. Эта сущность заставила его размышлять об интеллигентах, обособленных от общества, об их жизнях, протекающих без какой-либо борьбы. Если размышлять в этом направлении, то два одиноких человека – это не только герои В. С. Маканина, но и в первую очередь литературные герои Игоря Петровича. Дома этих двух героев являются литературной и философской лабораторией для Игоря Петровича. Эта ситуация задает особое положение Игоря Петровича как повествователя. Невозможно не согласиться с мнением С. В. Переваловой: «Игорь Петрович чаще всего важен для своих героев не как собеседник, а как слушатель. Он охотно уступает им лидерство в разговорах, особенно если речь заходит об их романтической юности, что пришлась на шестидесятые годы. Но роль пассивного слушателя – кажущаяся. В скучных комментариях, оброненных как бы ненароком, в тактичных вопросах, будоражащих память собеседников, в вежливости самого молчания хотя бы косвенно, но отражаются авторские симпатии и антипатии» [4, с. 50].

Игорь Петрович с помощью своих героев выражает еще и философию и психологию современных писателей и осмысливает свою жизнь. «Обычно он поругивает меня за практичность (хотя я не практичен), за явную приспособленность к жизни (хотя я приспособлен весьма средне) и за отсутствие желания изучать глубоко мир книг и мыслей (и тут он не прав: желание есть – другое дело, что мало удается)» [3, с. 205]. Здесь Игорь Петрович делает ударение на том, что мысли Геннадия Голощёкова о самом себе являются обратными или лишь отчасти правильными, но лишь сопоставление внешней оценки с самооценкой. Вместе с тем, отрицая отношение тех или иных выводов к себе, Игорь Петрович может присоединиться к своему герою в общем и социальном смысле: «Но поскольку Геннадий Павлович ведет речь не обо мне лично, о обо мне вообще, то я и не возражаю» [3, с. 205]. Это показывает, что взгляды героя на «писателя вообще» являются взглядами Игоря Петровича.

Своё влияние на персонажей повести оказывает и сам Игорь Петрович. Через своих героев Игорь Петрович изображает не только себя, но и привычки писателей того времени. «Выглядишь плохо, – говорит Нинель Николаевна. – Или ты маскируешься под усталого? Ваши люди очень любят выглядеть усталыми – почему, а? И еще добрыми – это у вас прям-таки любимое слово, добрые, прямо так тотальная маскировка» [3, с. 251]. В романе эти слова произносит Нинель Николаевна, однако Игорь Петрович с помощью своей героини критикует то, что писатели надевают маску добра или усталости. Кроме того, Нинель Николаевна утверждает, что подобные Игорю Петровичу люди слишком погружаются в себя и поэтому могут иметь некоторые проблемы, а также говорит, что с возрастом у человека просыпается душа. Подчёркиваемая здесь философская мысль – это критика, направленная опять-таки больше на молодое поколение писателей, чем на личность Игоря. На глубинном уровне критикует здесь не столько Нинель Николаевна, сколько сам Игорь Петрович. Тот факт, что Геннадий Голощёков постоянно обвиняет Игоря Петровича и подобных ему, приводит к возникновению у Игоря Петровича желания разобраться в себе, и он на самом деле начинает чувствовать себя виноватым в отстранении от общества и одиночестве своего героя. «Но удивительно вот что. Я, и правда, уже привык чувствовать себя в его судьбе отчасти виновным; и чувствую это, едва переступаю порог» [3, с. 209]. Игорь Петрович спрашивает себя, почему он пришёл к этим двоим, и отмечает, что и сам не знает ответа. Он думает, что, возможно, пришёл к ним из-за восхищения, которое чувствовал к ним в их молодые годы, из-за интереса к их нынешнему стилю жизни и одиночеству или потому что волнуется за них. Однако кроме этих мыслей Игорь Петрович заинтересован и в судьбах этих героев, так как видит в их судьбах своеобразное отражение. «Причем сначала он выступает скорее как идеологический антагонист своих персонажей-шестидесятников – он из другого поколения, из следующих. Потом Игорь Петрович вдруг начинает усматривать в судьбах героев рисунок собственной судьбы» [1, с. 83].

Кроме выявления с помощью своих героев, собственных недостатков, обнаружения скрытых мотивов, Игорь Петрович сравнивает также собственное прошлое и будущее. Он отмечает, что в прошлом вокруг него было мало людей, а сейчас он не одинок, и считает, что люди, которые сейчас вокруг него, не всегда приносят ему счастье, а наоборот, тратят его время и даже заставляют страдать. Однако, даже принося страдания, эти люди не всегда негативно относятся к нему. Роль свидетеля страданий окружающих людей ещё более расстраивает Игоря Петровича. По этой причине он считает, что о некоторых вещах лучше не знать. «Я уже не хочу знать. Во всяком случае, я хотел бы знать меньше, узнавать реже, чтобы успеть хотя бы пережить узнанное искренно и не спешно, не на бегу» [3, с. 256].

Попробуем посмотреть на одиночество Геннадия Голощёкова и Нинель Николаевны через призму взглядов Н. Бердяева. Н. Бердяев приводит по этому поводу достаточно интересные мысли. Философ, объединяя тему человеческого одиночества с объектным миром, отмечает, что для одинокого человека внешний мир и люди превращаются в объекты и начинают принадлежать к объектному миру, и подчёркивает, что одинокий человек очень сильно отдаляется от этого мира. Н. Бердяев также отмечает, что страдающая от одиночества личность пытается избавиться от этих страданий, однако боится этого и старается избегать объектного мира. Если сравнивать этот философский подход Н. Бердяева с двумя одинокими героями, Нинель Николаевной и Геннадием Голощёковым, можно сказать, что оба героя абстрагировали себя от других людей (от объектного мира) и живут далеко от них. Оба героя (особенно Геннадий Голощёков, ведь Нинель Николаевна временами проявляет удовлетворённость своим положением) прилагают усилия, чтобы избавиться от одиночества, но при этом избегают других людей (объектный мир). «Приключение», которое Геннадий Голощёков переживает с Константином Даевым и другом Олжусом, становится для него частью мира предметов, находящимся вне его мира; герой чувствует себя незнакомцем по отношению к этому миру, старается сбежать от него в свой субъективный мир и находиться подальше от «встречи с объектом» [2, с. 83].

Н. Бердяев считает, что одиночество не является показателем солипсизма. Философ также отмечает, что одиночество не является и абсолютным. Философ утверждает, что абсолютное одиночество является адом, и подчёркивает, что такое одиночество есть небытие. Такое небытие можно почувствовать, когда Геннадий Голощёков говорит Игорю Петровичу, что он иногда не живёт, а существует. В этом смысле Геннадий Голощёков – это персонаж, «застрявший» между существованием и небытием.

Игорь Петрович обращает внимание, что кроме общих с Геннадием Голощёковым моментов апатии у него иногда появляется желание отдалиться от семьи. Этим он сближается с Голощёковым. Такие черты, имеющие тенденцию становиться общими, он называет «отхождениями от нормы». Однако он не говорит об этом Голощёкову, потому что, по мнению последнего, у них нет с Игорем Петровичем ни общих черт, ни сходства жизненных путей. По его мнению, представители новых молодых поколении все одинаковы и относятся к определённой группе. Голощёков считает, что эти люди делают ненужными его пылкие речи и глубокие мысли. Игорь Петрович же хоть и старается успокоить его, делая вид, что соглашается с его мыслями, но считает, что он сам имеет право смотреть на него не как на личность, а как на предствителя предыдущего поколения. «Я ведь тоже умею смотреть на него не личностно» [3, с. 207]. Но, опять же, Игорь Петрович считает, что у него нет права жаловаться на роль, которую возложило на него общество. Эта особенность отличает Игоря Петровича от одноименного персонажа повести «Погоня» В «Погоне» герой не считает себя ответственным за период литературного кризиса, а в «Один и одна» он берет часть ответственности на себя. Даже если Игорь Петрович и считает, что у него есть общие черты с его героем Геннадием Голощёковым, для Игоря Петровича и Голощёкова понятие «отхождение от нормы» имеет абсолютно разные значения. Для Голощёкова отдалиться от нормального течения жизни значит смешаться с людьми, потому что он живёт изолированно от них. «Я просто хочу посмотреть людей. Давно не видел» [3, с. 180]. А так как Игорь Петрович ведёт общественную жизнь, для него отдалиться от норм – значит погрузиться в свою душу. М. Амусин замечает: «Автор не без нажима показывает, как энтузиазм оборачивается бесполезным словоговорением, принципиальность – узостью, догматическим нежеланием понимать других, склонность к самоаналиу – нарциссизмом, одухотворенность – замыканием в кругу книжных представлений» [2, с. 200].

Следует отметить, что хотя Нинель Николаевна и Геннадий Голощёков – подобные друг другу персонажи в плане одиночества, но все же они отличаются некоторыми чертами. Страдая от одиночества, Нинель Николаевна все-таки лелеет надежды на будущее. «Нинель Николаевна не из тех, кто теряет надежду» [3, с. 222]. Особенно когда она вспоминает о прошлом, её надежда на будущее усиливается, и она начинает ждать встречи с кем-то, кто спасёт её от одиночества. В моменты воспоминаний Нинель Николаевна думает не только о своём прошлом, но начинает думать о временах Пушкина и Чаадаева. Голощёков же – более безнадёжный характер, который смирился с жизнью. «Может быть, Игорь, я уже мертв – но ведь живу» [3, с. 241]. Эти слова Геннадия Голощёкова свидетельствуют об экзистенциальном одиночестве. Он рассуждает на тему, существует он в обществе или нет. В этом смысле уместно отметить, что жизнь Голощёкова не соответствует вере в то, что кроме существования посредством мысли, образующего основу философии экзистенциализма, мысли также должны воплощаться в действие. Ведь, хотя Геннадий Голощёков – очень много читающий и думающий герой, его мысли остаются только мыслями. Размышления о книгах и жизни не могут заменить саму жизнь. Нинель Николаевна не хочет, чтобы окружающие знали о её слабостях. Она хочет поддерживать имидж упорного человека. Не случайно, когда она спаслась при попытке самоубийства, оставив открытым газ, её коллеги подумали, что она просто заболела. С. В. Перевалова ассоциирует с зеркалами тот факт, что Нинель Николаевна является совершенно разным человеком дома и вне дома. По мнению исследователя, эти зеркала отражают многоплановый характер героини. Ношение дома маски, по мнению С. В. Переваловой, заставило Нинель Николаевну купить домой зеркало. Однако эти маски выражают также одиночество и пустоту дома Нинели Николаевны. С. В. Перевалова подчёркивает, что эти зеркала не только отражают характер героини, но и указывают на положение автора в произведении. По мнению исследовательницы, «это скорее позиция не благодарного собеседника, а несколько отстраненного наблюдателя, не лишенного сочувствия, понимания, но стремящегося запечатать объективную картину мира. В ней – бесстрастная правда жизни, доброе и злое, достойное и подлое» [4, с. 208]. А И. Соловьева говорит о том, что «зеркало в системе крипторгамм означает равно и тщеславие, и гаданье о будушем, которому как бы подставлено его стекло, два зеркала друг против друга дают помещенному между ними – перспективу бесконечного повтора» [7, с. 557].

Таким образом, человек не может жить вне общества. Он может быть активным членом, преобразователем общественного устройства или последователем чьих-то идей. Но в целом он существо общественное. Изолированность, одиночество иногда настигают человека в период какого-то надлома, столкновения его убеждений с новыми установками молодого поколения. Именно переоценка ценностей, рефлексия, глубокое философское осмысление дают человеку новую энергетику для реализации его идей. В данном случае мы наблюдаем, что герои остаются в том состоянии, которое продиктовано влиянием времени и общества, которое им чуждо. Отчужденность, порой и неприятие новых ценностных ориентиров еще больше усугубляет драматизм их положения.

Библиография
1. Абашева, М. П. Литература в поисках лица (Русская проза в конце ХХ века: становление авторской идентичности). – Пермь: Изд-во Пермского университета, 2001. – 320 с.
2. Амусин, М. He-юбилейное. К 70-летию Владимира Маканина / М. Амусин // Звезда. – 2007. – № 3. – С. 192–204.
3. Бердяев, Н.А. Дух и реальность. – М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2003. – 680 с.
4. Маканин, В. С. Повести. – М.: Изд-во «Кн. палата», 1988. – 336 с.
5. Перевалова, С. В. Проза В. Маканина: традиция и эволюция: учеб. пособие по спецкурсу / СВ. Перевалова. – Волгоград: Перемена, 2003. – 117с.
6. Перевалова, С. В. Особая география памяти: (Образ авт. в рус. прозе 1970–1980-х гг. 238 с.
7. Соловьева, И. Натюрморт с книгой и зеркалом: [послесловие] / И. Соловьева // Отдушина: повести, роман / В. Маканин. – Москва: Известия, 1990. – С. 551–558.
References
1. Abasheva, M. P. Literatura v poiskakh litsa (Russkaya proza v kontse KhKh veka: stanovlenie avtorskoi identichnosti). – Perm': Izd-vo Permskogo universiteta, 2001. – 320 s.
2. Amusin, M. He-yubileinoe. K 70-letiyu Vladimira Makanina / M. Amusin // Zvezda. – 2007. – № 3. – S. 192–204.
3. Berdyaev, N.A. Dukh i real'nost'. – M.: AST; Khar'kov: Folio, 2003. – 680 s.
4. Makanin, V. S. Povesti. – M.: Izd-vo «Kn. palata», 1988. – 336 s.
5. Perevalova, S. V. Proza V. Makanina: traditsiya i evolyutsiya: ucheb. posobie po spetskursu / SV. Perevalova. – Volgograd: Peremena, 2003. – 117s.
6. Perevalova, S. V. Osobaya geografiya pamyati: (Obraz avt. v rus. proze 1970–1980-kh gg. 238 s.
7. Solov'eva, I. Natyurmort s knigoi i zerkalom: [posleslovie] / I. Solov'eva // Otdushina: povesti, roman / V. Makanin. – Moskva: Izvestiya, 1990. – S. 551–558.