(Опубликовано в журанале "Политика и Общество", №6, 2011)

Во второй половине прошлого века были созданы ряд социальных технологий (социальное проектирование, деловые игры, ОДИ и др.), ставящих своей целью социальные и общественные преобразования. Возьмем для примера социальное проектирование. Есть замышление нового, например, задача создать образцовый жилой район или предприятие (в советские времена, как известно, такие задачи очень привлекали больших начальников и руководителей городов и регионов), имеет место проектная конструктивизация, то есть семиотическая разработка объекта, удовлетворяющего предъявляемым к нему требованиям, особенностям функционирования, принципам устройства объектов подобного типа, наконец, обязательна установка на реализацию проекта. В число характеристик замышляемого объекта, как правило, должны входить социальные показатели. Скажем, показатели потребностей жителей в магазинах, кинотеатрах, учреждениях образования, здравоохранения и т.д. в рамках системы общественного обслуживания или характеристики общения горожан, которые обеспечиваются реалии.

Как показывают исследования, у социальных проектов всегда были два крупных недостатка. Один ? низкая проектосообразность: социальные проекты или утопичны, нереализуемы, или подменяются социальными манифестами, концепциями, программами. Другой ? искажение или выпадение социальных требований, предъявляемых к проектируемому объекту . Например, социальное проектирование 20-30-х годов XX века, ставившее своей целью создание новой культуры и человека, реально позволило создать не новые социальные отношения или человека, а новые заводы, дома-коммуны, клубы, дворцы культуры; проекты микрорайонов или экспериментальных жилых районов 60-70-х годов привели не к новым формам общения и социализации (как замышлялось), а всего лишь к новым планировкам и благоустройству; проекты региональных социокультурных преобразований на селе оказались утопичными и т.д.

Поэтому, начиная с 70-х годов XX века социальное проектирование вытесняется другими видами деятельности: проектными семинарами, организационно-деятельностными играми (ОДИ), имитационными играми, а с 90-х годов ? различными тренингами и процессами реформирования. Для всех этих видов деятельности характерно: включение заинтересованных лиц в коллективный процесс проектирования (программирования); разработка гибкой культурной политики; усилия, направленные на обеспечение социально-педагогического эффекта и, наконец, запуск (инициация) различных социокультурных процессов, последствия которых можно предусмотреть только частично.

Под влиянием этих новых видов деятельности и социальное проектирование стало пониматься иначе, а именно, как сложный итерационный процесс, создающий условия и предпосылки (интеллектуальные, средовые, социальные, культурные, организационные, ресурсные и т.д.) для контролируемой, продуманной модернизации и эволюционного развития. Тем не менее, и в данном случае большинство предложений, разработанных на основе охарактеризованной стратегии, так и не были реализованы, уж слишком много социальных изменений они предполагали. Часто сами участники и разработчики проектов понимали нереализуемость своих предложений.

Действительно, как правило, заказчики проектов не являлись полноценными хозяевами соответствующих природных комплексов, районов, городов, предприятий. Нередко вообще не было одного основного хозяина, а подчинение многим ведомствам, имеющим различные интересы, означало отсутствие единого субъекта управления. А раз нет единого субъекта управления и хозяйствования, то некому было и реализовывать предложения, поскольку никто конкретно не был в них заинтересован. Кроме того, анализ подобных ситуаций показал, что дело не в злой воле отдельных людей, даже не в низкой квалификации специалистов и культуре труда, а в самой системе хозяйствования, в существовавших в то время социально-экономических отношениях. Система успешно гасила любые новации, не вписывавшиеся в нее, противоречащие ее принципам.

В исторической перспективе этот результат можно осмыслить так: в рамках социальной инженерии так и не удалось решить задачу, поставленную еще Платоном в «Государстве» – создать контролируемую целенаправленную процедуру социальных преобразований. На одну из причин этого указал сам Платон, говоря: все это точно искусная «лепка государства и граждан из воска» . Дело в том, что научно-инженерный подход при любом его совершенствовании, даже включении в процесс проектирования всех заинтересованных лиц, все же исходит из того, что социальный реформатор – это социальный инженер, своего рода демиург, а социальная жизнь – пассивный объект приложения усилий этого демиурга; что социальные науки могут описать законы социальной жизни, а социальный проектировщик, опираясь на них, оптимизировать социальную жизнь или создать новые ее формы.

«Что разум испытывает как свою необходимость, или, скорее, что различные формы рациональности выдают за то, что является для них необходимым, – пишет Мишель Фуко (речь идет о том периоде, когда он еще разделял марксистскую концепцию), – всего этого вполне можно написать историю и обнаружить те сплетения случайностей, откуда это вдруг возникло; что, однако, не означает, что эти формы рациональности были иррациональными; это означает, что они зиждятся на фундаменте человеческой практики и человеческой истории, и, поскольку вещи эти были сделаны, они могут – если знать, как они были сделаны, – быть и переделаны» . Именно такая тотальная социально-инженерная установка не только вдохновляла Маркса, но и продолжает направлять многих современных реформаторов. Но весь исторический опыт социальных реформ показывает, что эта установка неверна.

Так было вчера, то есть в 70-80-х, годах прошлого столетия. С тех пор много воды утекло и изменилось. Мы живем и работаем в другой социально-экономической ситуации, характеристиками которой являются рыночные отношения, многосубъектность, необходимость решать большое число накопившихся социально-экономических проблем.

Какая социально-экономическая система у нас складывается? На этот вопрос не так-то просто ответить. Это не капитализм, но и не социализм, от которого мы никак мы можем уйти, а какая-то смешанная система. С одной стороны, да, формируются рыночные институты и частная собственность, современная система налогообложения, развиваются банковское и страховое дело, фондовый рынок и т.д. Но, с другой стороны, государство, не только осуществляет оперативное управление хозяйственной деятельностью казенных предприятий, но и является крупнейшим собственником на рынке. В этих условиях нарастают не только проблемы, но и складываются условия для формирования новых социальных технологий. Здесь мы проанализируем один из примеров – проект «Развитие массового безвозмездного донорства крови» , который начал разрабатываться и реализовываться в 2008 г. Хотя этот проект еще не завершился, его вполне можно считать успешным, поскольку россияне пошли сдавать кровь, и пошли хорошо. «Если нет доноров, - говорил, глава Федерального медико-биологическое агенства, В.Уйба, - то нет и Службы крови. Как бы успешно ни шел процесс технического и технологического переоснащения, развитие системы донорства крови напрямую зависит от российских граждан. Важно, чтобы потенциальные доноры сдавали свою кровь и становились постоянными участниками донорской программы» . «Мы за полтора года сделали очень большой рывок. Если к 2008-му цифра по стандарту донора на тысячу населения в стране приближалась к 10, то за полтора года работы в тех субъектах, где мы полностью провели переоснащение учреждений Службы крови, а также работу по возобновлению массового донорства и создали единую информационную службу в учреждениях службы крови, планка поднялась до 40 человек. Например, в Краснодаре и в Воронеже - более 30", - привел конкретные цифры Владимир Уйба. При этом глава ФМБА отметил, что "золотым стандартом" национальной безопасности является 25 доноров на тысячу человек. "Это говорит о том, что абсолютно правильно выбрана стратегия по программе, и ее, конечно, нужно выполнить за те четыре года, на которые она рассчитана», - подчеркнул Владимир Уйба .

Отметим несколько важных исходных характеристик проекта, безусловно, способствующих его потенциальной успешности. Во-первых, проект был обеспечен в финансовом отношении; на его осуществление постановлением Правительства России на четыре года в 2008 году было выделено 16 миллиардов руб.

Во-вторых, возглавляли проект два крупных ведомства: Минздравсоцразвития России и Федеральное медико-биологическое агентство. В ходе реализации проекта и проведения различных мероприятий и компаний они активно задействовали свой административный ресурс. Просьбы и предложения, исходящие от Минздравсоцразвития и ФМБА, адресованные различным органам власти или общественным организациям, выполнялись охотно и достаточно быстро.

В-третьих, проект был хорошо обеспечен в методологическом отношении.

В-четвертых, сложилась острая потребность в реформировании службы крови, осознаваемая всеми заинтересованными субъектами (врачи, министерство, правительство, НКО, общественность). В России с 90-х годов начало падать число доноров, дойдя к 2007 году до 11 человек на 1000 донороспособного населения (в то время как в Европе – 40 ч., а в США – 60 ч. на 1000). Причин этому много, в том числе давно не переоборудовались станции переливания крови (СПК), не отвечая современным требованиям, донорство утеряло свой высокий социальный статус и т.п.

В-пятых, на рынке услуг появились коммуникационные компании, которые могли профессионально реализовывать масштабные намеченные проектом мероприятия (кампании).

Успех проекта был предопределен правильной методологической стратегией, задавшей новую социальную технологию. Как рассуждали методологи.

Люди не ходят сдавать кровь по многим причинам: боятся, нет мотивации, неудобный график сдачи, плохо оборудованные службы крови и т.п. Нужно сделать так, чтобы они вновь захотели сдавать кровь. Что нужно сделать? Какой способ управления пониманием значимых для развития донорства социальных групп выбрать?

А) организация понимания на уровне коммуникаций: имён, смыслов, знаний.

Имеет большой недостаток, так как, во-первых, этот инструмент работает только пока он действует, а коммуникационная кампания рассчитана всего на 3 года. И после неё должны остаться регулярные доноры. Во-вторых, только на уровне коммуникации можно сделать человека сочувствующим донорству, но трудно сделать его донором. И особенно возродить донорство в массовом масштабе.

Б) тусовки, НКО. К тому времени уже работали донорские НКО, но их действия были слишком локальными. Они собирали вокруг себя достаточно узкий круг людей. Вдобавок донорские НКО в основном исповедывали подход, что донорство – это выбор отдельного человека, факт его личной истории).

В) Основной вопрос: а что должен человек понять, чтобы стать донором?

До начала кампании основным ответом работающих с донорами был ответ – что нужно вызвать у человека чувство сострадания к тому, кому нужна кровь. Но анализ этой практики показал, что ресурс сострадания у людей быстро исчерпывается. И картинки нуждающихся в крови больных детей очень скоро перестают восприниматься настолько остро, чтобы люди шли сдавать кровь. Тем более массово. И тем более регулярно.

Г) основное, что человек должен понять – должно быть примерно такое понимание: «Я – донор». В разных его модификациях: я могу быть донором, я должен быть донором, я донор и это круто и т.п. То есть речь идёт о новой идентичности человека (и эта идентичность должна быть массовой и проявляться регулярно). Следовательно, это не может быть героическая идентичность, которая может быть авторефлексивно себе присвоена и быть реализована однократно (если мы говорим про массовый масштаб) и регулярно только для выдающихся личностей. Как любая массовая идентификация – она должна идти не только от самого человека, но и от других людей и групп. И таким образом мы приходим к необходимости институциональной идентификации, построению института донорства, где донор – лишь одна из фигур. Доноров много там, где донорство существует как социальный институт. Там, где мы наблюдаем сегодня (как, например, в Европе или США) или в прошлом (как, например, в СССР) достаточное для уровня развития современной медицины, количество доноров и донорской крови, мы, одновременно, наблюдаем наличие социального института донорства.

Каждый социальный институт характеризуется своим набором социальных ролей или групп и правилами и традициями коммуникации и взаимосвязи между ними. Институт донорства составляют: органы власти, СПК, общественные организации, регулярные доноры, а также потенциальные участники института – первичные доноры и будущие потенциальные доноры. Для включения института донорства в социальную жизнь очень важно также создать устойчивые взаимодействия этого института с другими общественными институтами, такими как: СМИ, Бизнес, Образование, Религиозные конфессии, Другие общественные (не донорские) объединения.

Схема 1. Принципиальная модель института донорства

Чтобы понять, какие реально связи могут существовать между основными элементами данной системы и каково содержание самих этих элементов, то есть, чтобы превратить данную схему в настоящую модель, было проведено сравнение двух прототипов – мобилизационной и общественной модели донорства.

Для первой модели характерны следующие особенности. Весь процесс от пропаганды и рекрутирования до распределения по реципиентам полностью осуществляется государством в лице министерств и ведомств. Институт донорства регулируется законодательно и финансируется из бюджета. Государство проводит федеральные и региональные кампании по пропаганде, планирует деятельность всех участников и контролирует исполнение необходимых показателей. Такая модель имеет мобилизационный характер и часто основывается на идеологических либо политических установках. Донорская активность поддерживается периодическими кампаниями. Мобилизационная модель существовала в Советском Союзе до начала 90-х годов. Сегодня она действует в Китае, ОАЭ и некоторых других странах.

Теперь характеристики общественной модели. Основная работа по привлечению доноров осуществляется общественными организациями. Формы таких организаций могут быть самые разные, однако все они руководствуются общими правилами и тесно взаимодействуют между собой. Формируются такие организации или объединения, как правило, по территориальному признаку либо вокруг крупных медицинских учреждений, потребляющих много донорской крови и ее компонентов. Государство прописывает «правила игры» с общественными организациями, оказывает им необходимое содействие на законодательном уровне. Потребности в донорской крови и ее компонентах формируются «на местах» клиниками и местной службой крови, обслуживающей данную клинику, либо несколько клиник. Планы заготовки согласовываются с местными отделениями общественных организаций, и те в свою очередь обеспечивают необходимое количество и качество донаций.

Хорошо развита «донорская сеть». Донорские НКО понимают, что являются частью системы здравоохранения, поэтому должны обеспечивать эту систему кровью и ее компонентами «когда нужно и сколько нужно». НКО понимает свои обязанности по отношению к донорам, службе крови и всей социальной системе государства. Доноры понимают свои обязательства по отношению к больному и обществу. Доноры рассматривают регулярность сдачи крови, как гарантии качества и безопасности. Девиз НКО – действовать в партнерстве с государством, при его поддержке, но самостоятельно и без ограничений со стороны государства. Основные функции НКО: призыв доноров, образование доноров, информирование доноров, пропаганда донорства, организация сбора крови, управление донорами, база данных, информационное обеспечение, сотрудничество со службой крови в программировании (планировании) потребностей и обслуживания доноров, сотрудничество с клиниками в планировании потребностей, рекрутирование и организация работы волонтеров, разработка системы поощрения и стимулирования доноров и волонтеров, фондрайзинг. Данная модель распространена в Европе и успешно функционирует, например, в Италии.

Анализ современной российской ситуации показал, что в настоящее время донорскую реальность лучше всего описывает «смешанная модель». В данной модели участвуют и государство и общественные организации. Служба крови отвечает за общий «банк крови», распределяемый по лечебным учреждениям централизованно и без привязки к локальным клиникам. Сбором и заготовкой компонентов, а также привлечением доноров занимается служба крови. НКО помогают государству, как на национальном, так и на местном уровне. Сегодня в России получает развитие именно эта модель. В Европе похожая система работает в Великобритании.

Реальная ситуация в России с донорством была весьма далека от желаемой: существовавший в СССР институт, по сути, разрушился, а новая система не создана. Желаемым является создание нового института донорства, совмещающего в себе лучшие черты отечественного и западного опыта. Но анализ ситуации в 2008 году показал, что основные структурные элементы этого нового института донорства либо отсутствуют вовсе, либо очень слабы. Поэтому была поставлена задача создания нового института донорства и сделаны первые шаги в этом направлении. При этом процесс институциализации понимался как состоящий из трех основных звеньев: конституирование (выявление) единиц института и установление связей между ними, запуск самоорганизации (обратной связи), дополнительные механизмы ускорения.

Что понимается под конституированием единиц института донорства? Выявление и формирование этих единиц и связей между ними. Дело в том, что приведенная выше схема института донорства – только схема, причем, так сказать, пустая. Ее еще нужно было заполнить содержанием, причем содержанием реальным, то есть его нужно было реализовать в жизни, материально. Например, наполнение «места» схемы «СПК» было конкретизировано так – «Изучение опыта СПК по работе с донорами. Интеграция с СПК на региональном уровне»; наполнение места «регулярные доноры» - «Исследование мотивации регулярных доноров, встречи. Формализация мотивации»; наполнение места «Органы власти» - «Методические рекомендации: взаимодействие с властью, база контактных лиц в регионах».

Анализ содержаний мест схемы института донорства показывает, что эти содержания состоят из двух частей: исследования определенных феноменов (изучение опыта, исследование мотивации и др., причем даже там, где об исследованиях не упоминается, они имели место) и указаний на определенные действия (интеграция, встречи и пр.). Понятно, что исследования позволяют получить знания, необходимые для данных действий. Например, по статистике ВЦИОМ именно молодежь высказывают наибольшую готовность стать донорами (16-17 лет: 45%; 18-24 года: 43%; 25-34 года: 33%; 35-44 года: 27%; 45-54 года: 22%), и на основе этого знания составлялись соответствующие рекомендации. Исследования процессов институционализации в истории позволило построить следующую схему этапов складывания социального института:

§ выделение институционального образца (образец может браться как из современного, но другого общества (другой страны, общности и т.п.), так и из прошлых общественных организованностей или даже из будущих, футурологически сконструированных);

§ принятие этого образца узкой, элитной группой общества, которая знает, что надо делать и берет на себя ответственность за преобразования перед лицом остального общества;

§ передача этого образца другой, менее элитной, но более массовой группе, которая закрепляет результаты начатых преобразований и обеспечивает самовоспроизводство института, и для которой этот институт становится формой социальной идентификации.

Схема 2. Процесс институционализации

Возникает естественный вопрос: какие явления нужно изучать, для построения института донорства? Что собой представляет целое, подлежащее исследованию? Можно предположить, что это целое задают схемы, которые «кладут в реальность» методологи, но эти схемы видоизменяются и уточняются по мере реализации проекта. Можно сказать и иначе: характеристики становящегося феномена (донорства) нащупываются по мере реализации методологического проекта, который сам конституируется на основе методологических схем.

Проведенные методологические исследования позволили разработать и выполнить в 2008-2009 гг. следующие действия (мероприятия):

- детальное информирование населения России о базовой социальной потребности, которую удовлетворяет институт донорства, её масштабах и последствиях неудовлетворения этой потребности в случае невыполнения институтом донорства своих функций;

- формирование и формулирование ценностей института донорства (донорство – норма жизни, донорство – это полезно, донор – здоровый человек и т.п.);

- выявление всех основных участников института донорства, стимулирование их активности;

- создание стандартов и норм коммуникации, взаимодействия и поведения как внутри отдельных социальных организаций и позиций, так и между ними;

- создание символики и фирменного стиля Службы крови, с которым идентифицируется институт донорства в целом, проведение символических акций (Всероссийская видеоконференция, Форум службы крови, отдельные акции в регионах);

- формирование коммуникации и взаимодействия службы крови с другими социальными институтами.

Отдельно нужно отметить, что все эти действия реализовывались только в тех регионах, где к переменам была готова инфраструктура (было проведено соответствующее переоснащение станций переливания крови).

Охарактеризуем теперь в общем виде, реализованную в данном проекте социальную технологию. Но прежде два слова о специфике социальной реальности (природе). Во-первых, в социальную природу делает вклад сам человек, его деятельность и проекты, но то, что складывается в результате его усилий, часто уже мало от него зависит, живет по своим законам (вспомним исследования Г. Зиммеля или идею «постава» М.Хайдеггера). Социальная природа – это «кентавр-система», то есть искусственно-естественный феномен. Во-вторых, социальная реальность представляет собой особую форму жизни: социальные образования (государства, институты, сообщества, корпорации и пр.) могут быть рассмотрены как организмы и популяции в среде, ведущие борьбу друг с другом за существование, взаимодействующие, сотрудничающие и т.п.. Некоторые теоретики менеджмента, где эта особенность социальных образований была осознана раньше, чем в других областях социального знания, прямо выходят на утверждение, что производство и организации представляют собой особые формы жизни, очень похожие на биологические.

Но если социальная природа включает в себя деятельность самого человека, то становится понятным, почему удается создавать практики вменения, а также, почему социальные теории периодически «садятся» на миллионы людей. Связано это не в последнюю очередь с семиотической природой человека, который выстраивает свое поведения на основе знаний и схем . Ведь социальная теория – это знание не о внешней для человека реальности, а о нем самом, его отношениях с другими, условиях его бытия. Доверяя другим людям, подтверждая собственную жизнь в их жизни (феномен идентификации), человек часто принимает и социальные схемы, предлагаемые и внушаемые социальными учеными и технологами.

Не следует ли тогда вывод: социальные закономерности, установленные в социальных науках, – это всего лишь гипотетические схемы? В целом это верно, но с одной поправкой. Такие гипотетические схемы и сценарии становятся настоящими моделями, если социальная теория по разным причинам «садится» на миллионы людей или удается создать практики вменения.

И критерии эффективности (истинности) социальных знаний иные, чем в естествознании. Первый критерий можно назвать «прагматическим». В соответствии с ним социальное знание более эффективное, если оно ориентировано на определенный тип социальной практики. Например, Маркс был ориентирован на практику социалистических преобразований (революцию, экспроприацию, переделку человека и прочее). Другие социальные теории строились в ориентации на поддержание социальной стабильности. Третьи, на процессы модернизации. Четвертые, пятые и т. д.

Второй критерий я бы назвал «эпистемологическим». Социальное знание более эффективное, если при построении социальной теории были учтены, с одной стороны, указанные выше две особенности социальной природы, с другой – характер социальных знаний (это гипотетические схемы и сценарии в одних случаях и социальные модели, в других). В рамках этих условий специфика социального подхода состоит в следующем: какую именно социальную действительность видит и хочет актуализировать ученый социальных наук, а также, какими собственно средствами (с помощью каких социальных технологий) он рассчитывает решить свою задачу, иначе говоря, какой тип социального действия он принимает и обеспечивает с помощью своего исследования. Так, Маркс считал, что он открыл настоящие законы общественно-исторического развития (хотя это были только гипотетические схемы), что в социальной действительности царит несправедливость (констатация частично верная, отчасти, оценочная, в целом, проблематичная), а социальные изменения происходят под влиянием революций (революция - всего лишь одно из условий, причем деструктивное).

Третий критерий – «идентификационный». Социальное знание эффективно в рамках тех практик вменения или в тех социальных популяциях, в которых оно принимается и используется как модельное. Так марксистская теория была вполне эффективной для миллионов сочувствующих марксизму пролетариев и интеллигентов, а также для большинства советских людей, воспитанных при социализме.

Четвертый критерий назовем «экспериментальным» или «эволюционным». Социальные знания эффективны, если прошли социальный эксперимент, выжили в социальной эволюции. Теория Маркса в той ее части, где он пытался подтвердить научным путем социалистические постулаты, не подтвердилась в социальном эксперименте, не выдержала испытания в ходе социальной эволюции. В той же части, где Маркс разработал идеи стоимости, рыночных отношений, конкуренции, капитала, кризиса и другие – эти идеи прошли успешную проверку в многочисленных социальных экспериментах построения и развития капитализма.

Означает ли различие российского и западного опыта и условий, что все приходится создавать заново, по западному образцу, и в этом смысле идти по пути модернизации? Вовсе нет. Во-первых, на российской почве нельзя создать западные производственные структуры и организмы, работающие так же, как у них. Во-вторых, стратегия должна быть другая. Не уничтожать то, что веками или десятилетиями складывалось, и затем на развалинах создавать монстров, внешне похожих на успешные западные предприятия, а на самом деле работающих по старинке. Нужно внутри российских социальных структур создать такие коллективы и сообщества, которые бы начали преобразования. Эти преобразования должны строиться на основе анализа и западного опыта, и отечественного. Они должны учитывать готовность людей к изменениям, при одновременном понимании, что на эту готовность можно влиять. Поэтому обучение и переобучение – совершенно необходимый момент успешных социальных инноваций. Другой совершенно необходимый момент – создание новых условий (информатизация, обновление технологии, внутренний аудит, и пр.), обеспечивающие нужные процессы.

Преобразования, о которых мы здесь пишем, нельзя понимать по типу социально-инженерных действий. Речь идет о действиях, способствующих становлению нового социального образования. Эти действия содержат три основные составляющие: искусственные воздействия (например, задание картины действительности, требующей изменений, проектирование, реализация проектов), анализ и изучение складывающихся процессов и структур (естественный план) и коррекция воздействий. Осуществляя преобразования, инициативный коллектив устанавливает баланс между своими желаниями (целями), имеющимися в его распоряжении возможностями (ресурсами, которые, отчасти, можно и создавать), мотивами и барьерами заинтересованных участников социального действия и, наконец, тем, что реально получается (складывается, становится) в результате усилий коллектива. Соответственно, преобразования нужно понимать трояко: это то, что мы делаем, стараясь развивать и перестраивать социальные образования, это то, что складывается под влиянием не только наших усилий, но и других факторов, многие из которых мы не понимаем и не можем отследить, это новое бытие, в которое мы вовлекаемся. То есть инициатор преобразований - не демиург, хотя он строит новое, оно (становящееся социальное образование) при этом «строит» самого инициатора.

Но почему все-таки «становление», «выращивание», а не привычное для нас «совершенствование» или «модернизация». Потому, что современное социальное действие – это не только своего рода производящая «машина», но и социальный организм. Для нас путеводной нитью служит реконструкция истории менеджмента (управления), показавшая, что становление менеджмента обусловило превращение производства в социальные организмы, которые, реагируя на конкуренцию, вынуждены постоянно развиваться, причем сформировались искусственные и естественные органы, обеспечивающие подобное развитие (исследование внутренней и внешней среды предприятия, получение и анализ информации, проектирование и сценирование этих сред, внедрение построенных проектов и сценариев, общение сотрудников организации предприятия, самоопределение и самоорганизация их в качестве личностей).

Целое для управления – это «развитие социального образования», понимаемое, с одной стороны, как деятельность (исследование, проектирование, сценирование, внедрение, перестройка производства, работа с людьми и прочее), с другой – как жизнь социального организма (общение сотрудников, самоопределение личностей, формирование общего видения ситуации и задач, естественные реакции на деятельность внутренней и внешней среды и др.). Организма, представляющего собой кентавр и сложный симбиоз. Организма, находящегося в среде, где, с одной стороны, идет конкуренция за ресурсы (власть, влияние, финансы, информацию, технологии и прочее), с другой – складывается сотрудничество и кооперация. Подобный симбиоз объясняет, почему цели развития в общем случае двояки: и выживание в конкуренции и участие в реализации социальных идеалов. Первая цель – необходимое условие существования (посредством развития) социального организма, вторая – особенность жизни сообщества людей и личности. Как семиотические существа люди могут жить и действовать, только порождая воображаемые конструктивные реальности, «выбрасывая вперед» искусственные символические миры, которые организуют их жизнь . Объясняет он и двойной план содержания управления: это и перестройка производства и работа с персоналом.

В рамках данных представлений особенность реализованной в проекте «Развития донорства» социальной технологии выглядят следующим образом.

- Методологическое проектирование, исследование и сопровождение входят органической частью в преобразование ситуации и становление интересующего общество феномена. В отличие, например, от социального проектирования, где они принципиально разделены.

- Для целей управления преобразованиями необходимо различать два взаимосвязанных горизонта: собственно преобразования как искусственный план и становление феномена как план естественный, причем преобразования и методологическая работа участвуют в становлении данного феномена. Так методологическая работа и различные мероприятия, направленные на создание института донорства делали вклад в становлении этого института.

- Особенности и характеристики становящегося феномена (целого) выявляются и определяются на схемах в методологической работе и дальше уточняются и доводятся в процессе реализации методологического проекта.

- Необходимое условие конкретизации и нужного видоизменения методологического проекта – исследование подсистем, единиц и отношений становящегося феномена, выявляемых на методологических схемах. Другое условие – формирование подсистем, единиц и отношений, заданных методологическими схемами, поскольку «естественные составляющие» становящегося феномена конституируются в целенаправленных преобразованиям (обучение, переобучение, компании и прочее).

- Эффективность методологических схем и проекта обусловлена не в последнюю очередь тем, насколько правильно выявлена социальная проблема, есть ли в обществе потребность в предлагаемых изменениях (например, при реализации проекта «Развитие донорства» выяснилось, что у многих россиян существует острая потребность в осмысленных, общественно значимых делах), обеспечено ли методологическое управление и сопровождение.

- Методологические схемы и знания не могут считаться строгими моделями, их эффективность и моделесообразность выясняются в процессе реализации методологического проекта. Сама же эта реализация представляет собой итеративный процесс, в ходе которого уточняются и пересматриваются и замысел и схемы, и проект.

В целом логика действий в рамках данной социальной технологии подчиняется принципу, который можно назвать «принципом смены реальностей и модальностей». Так методологическое проектирование и задание целого (в данном случае донорства как социального института) предполагает «искусственную модальность» и движение в «проектной реальности». В свою очередь, проектирование и методологическая работа опираются, как говорились выше, на исследования, что означает, смену модальности (с искусственного на естественное) и переход в реальность научного мышления (более широко, в реальность познания, поскольку знания могут быть не только научные, но опытные). Формирование недостающих единиц и отношений целого – это опять модальность искусственного, но реальность теперь другая, а именно, реальность «практического действия». Однако, поскольку формирование, также как, и вообще, методологическое управление процессом становления института донорства входят в это становление и поэтому могут изучаться, в частности, в целях коррекции исходных схем, установок и целей, постольку одновременно имеют место модальность естественного и реальность становящегося целого (института донорства).

Особо стоит обсудить аксиологическую сторону задания целого. В данном конкретном случае для всех были очевидны положительные ценности восстановления института донорства. Для больных – это надежда на спасение жизни и излечение. Для врачей донорская кровь - совершенно необходимое средство и ресурс их профессиональной деятельности. Для доноров сдача крови - одно из условий реализации личности и социальной идентификации (помогаю ближнему, жертвую свою кровь на благое дело, поэтому ощущаю единство с другими людьми и соотечественниками, и прочее). Для общества донорство, как массовое движение – свидетельство его консолидации и единения.

Но значительно чаще абсолютная положительная ценность намечаемых социальных изменений не проглядывается, зато возникают разные соображения, свидетельствующие о возможных негативных последствиях. Например, та же методологическая группа в Минздравсоцразвития России, ведет и второй проект - «здоровый образ жизни». Что в данном случае можно считать целым? Только ли такое поведение человека, когда он не пьет, и не курит, и не колется? Очевидно, нет. Может быть, тогда, такое поведение, когда человек критически относится к ценностям и образу жизни техногенной цивилизации, предпочитая машинам и дачам велосипед и отдых в палатке? Однако, каким образом можно жить в обществе, ориентированным на технику и потребление, игнорируя последние? Или такое обстоятельство: что хорошо для одних, не походит для других, правильная, здоровая жизнь для одного не означает тоже самое для другого.

Может ли в этом случае методолог решать за других, как им жить, и, что значит здоровый образ жизни? Думаем, нет. В задании целого, вероятно, должны участвовать в рамках своей компетенции не только специалисты, но и основные заинтересованные лица. Это, во-первых, отдельный человек, во-вторых, в целом общество, в-третьих, ведомства и сферы, так сказать, специализирующиеся на здоровье (система здравоохранения, физическая культура и спорт, образование и др.). Проблема, однако, в том, что все эти субъекты не имею согласованного, а часто, вообще, осмысленного (с точки зрения, современных вызовов и знаний), понимания того, что такое «здоровая, правильная жизнь».
1 http://www.yadonor.ru/
2 Марача В., Розин В.М. От социального проектирования к консалтингу и снова к социальным проектам? В сб. «Социальное проектирование в эпоху культурных трансформаций». М., 2008. Стр. 7.
3 Платон. Законы / Собр. соч. в 4 т. Т. 4. – М.: Мысль, 1994. С. 198.
4 Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. – М.: Касталь, 1996. С. 441.
5 http://www.yadonor.ru/
6 http://www.minzdravsoc.ru/events/50
7 http://www.rian.ru/donors/20090715/188981691.html
8 Розин В.М. Человек культурный. Введение в антропологию. Москва-Воронеж, 2003
9 Розин В.М. Семиотические исследования. М., 2001.

Список использованной литературы
1. http://www.yadonor.ru/
2. http://www.minzdravsoc.ru/events/50
3. http://www.rian.ru/donors/20090715/188981691.html
4. Марача В., Розин В.М. От социального проектирования к консалтингу и снова к социальным проектам? В сб. «Социальное проектирование в эпоху культурных трансформаций». М., 2008. Стр. 7.
5. Платон. Законы / Собр. соч. в 4 т. Т. 4. – М.: Мысль, 1994. С. 198.
6. Розин В.М. Семиотические исследования. М., 2001.
7. Розин В.М. Человек культурный. Введение в антропологию. Москва-Воронеж, 2003
8. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. – М.: Касталь, 1996. С. 441.