(Опубликовано в журнале "Международные отношения" №3, 2013) 19/08/2013 Большинство исследователей сходятся и в том, что транснациональные корпорации и другие бизнес-структуры заметно меняют облик и само суще-ство мировой экономики. По данным ООН уже в 2003 г. свыше 50000 ТНК обеспечивали более трети всего мирового экспорта. Транснациональный ка-питал становится все более глобальным, играя растующую роль в экономи-ческом регулировании. Многие авторы подчеркивают увеличение его незави-симости от государств в способах управления, инвестициях, в найме персо-нала и т.п. Нарастающая динамика и объем транснациональных потоков – финан-совых, торговых, информационных, многообразных видов туризма, миграции настолько высоки, что они не могут не выбиваться из-под контроля прави-тельств и не оказывать влияния на межгосударственные взаимодействия и глобальную политику. Так, например, благодаря сверхбыстрым средствам коммуникации, финансовые фонды способны сегодня моментально переме-щаться из одной страны в другую без контроля, а нередко даже и без ведома со стороны государства. С другой стороны, возросшие за последние десяти-летия туристические потоки не только вносят весомый, иногда определяю-щий, вклад в экономику принимающих стран, но и способствуют развитию многообразных межгосударственных связей (причем не только в коопера-тивном направлении). В ряде государств министерства туризма приобретают значение, иногда сопоставимое с тем, которое имеют министерства ино-странных дел. Количество пользователей Интернета, насчитывавшее в 1998 году 180 млн., а в 2007 – уже 1,3 млрд. человек, достигает к 2010 году двух миллиар-дов. Предполагаемое число пользователей мобильными телефонами во всех странах достигало 5,28 миллиардов в конце 2010 года, по сравнению с 4,66 миллиардов в 2009 году . Общемировой пассажиропоток международных авиарейсов, который в 1950 году составлял 25 млн. человек, а в 2007 году уже 2,1 млрд человек, к 2014 г. достигнет, по прогнозам Международной ас-социации воздушного транспорта, 3,3 млрд чел. Общее число международных мигрантов в мире (включая легальных трудовых мигрантов и членов их семей), по оценкам Международной орга-низации по миграции (МОМ), в 2010 г. превысило 215 млн. человек . По дан-ным ФМС МВД России, в настоящее время в стране работает около 7 мил-лионов иностранцев: из них четыре миллиона трудятся на территории РФ на законных основаниях, но работают с нарушениями, остальные - находятся в стране нелегально . По оценкам центральных банков стран, в которых учитываются денеж-ные средства, отправляемые работниками-мигрантами в страны происхожде-ния, они составляют весьма значительные суммы. Так, например, в 2009 эти суммы достигали 42 млрд долл., отправленных из США, 16,2 млрд. – из Сау-довской Аравии и более 6 млрд - из Швейцарии . В целом же, согласно оцен-кам Всемирного банка, в 2012 г. страны, экспортирующие рабочую силу, по-лучили от своих трудовых мигрантов более $ 400 млрд., а через три года эта сумма может возрасти еще на треть . Больше всех получают от своих эмиг-рантов Индия ($70 млрд), Китай ($66 млрд), Филиппины и Мексика (по $24 млрд), Нигерия ($21 млрд), Египет ($18 млрд), Пакистан и Бангладеш ($14 млрд), Вьетнам ($9 млрд) и Ливия ($7 млрд). Если сравнивать переводы с объемом ВВП, то в 2011 г. самую большую поддержку от своих эмигрантов получили Таджикистан (47% ВВП), Либерия (31%), Киргизия (29%), Лесото (27%), Молдавия (23%), Непал (22%), Самоа и Гаити (21%), Ливия и Косово (18%) . В процентном отношении наибольшую сумму денежных средств от-правляли для своей страны таджики – почти 50% ВВП ($3,8 миллиарда) . Со-гласно специалистам из российского Института демографии, работающие в России трудовые мигранты только на Украину ежегодно переводят около 2 миллиардов евро . Таким образом, доходы, которые мигранты пересылают своим семьям в страны происхождения, как и те, которые получают деятели искусства, профессионалы и научные работники, за свои выступления за ру-бежом, сопоставимы с доходами государств от крупных прямых междуна-родных инвестиций. Наконец, в среде как политиков, так и исследователей существует практически полное единодушие относительно тех угроз глобальной безо-пасности и разрушительных для формирования более справедливого и ста-бильного мирового порядка вызовов, которые представляют собой действия нелегитимных НГА. Происходит расползание мафиозных структур по всему миру. Транснациональный терроризм создает свои гнезда не только в слабо-развитых странах с нестабильными политическими режимами и вербует адептов не только среди наиболее обездоленных слоев населения. Его сети проникают и в самые экономически и политически благополучные, "состо-явшиеся" государства, где он находит сторонников как в среде иммигрантов, так и в числе вполне обеспеченных и "успешных" коренных граждан. Нар-котрафик представляет реальную угрозу экономической, социальной и даже политической безопасности как для отдельных стран, так и для мирового развития в целом. Таким образом, массовое вторжение негосударственных акторов в ми-ровую политику представляет собой бесспорно важный феномен, трансфор-мирующий ее как в количественном, так и в качественном отношении. Не случайно уже с конца прошлого века вопрос об отношениях между НГА и государствами стал предметом обширной исследовательской литературы и породил оживленную теоретическую дискуссию, значение которой выходит за сугубо академические рамки. Резюмируя ход этой дискуссии и ее совре-менное состояние, можно выделить три точки зрения. Первая из них трактует отношения государственных и негосударствен-ных международных акторов с либерально-революционаристских позиций. В данном случае вопрос о влиянии НГА акцентируется в трех аспектах. Во-первых, это утверждения о вытеснении государств на второстепенные роли в мировой политике, об их ослаблении, упадке и даже отмирании под натиском транснациональных акторов . Во-вторых, это тезис о моральном превосход-стве "альтруистичских" НПО над государствами-эгоистами . В-третьих, это положение о "реванше гражданского общества" над государством и о форми-ровании "глобального гражданского общества" . Сторонники другой, консервативно-реалистской позиции, склонны указывать на структурообразующую роль государств как элементов между-народной системы. Государства, с этой точки зрения, представляют собой гораздо более устойчивые политические единицы, чем любой из транснацио-нальных акторов. Важность негосударственных субъектов и очевидность масштабов транснациональной деятельности, как настаивал К. Уолц, сами по себе не подтверждают вывод об устарелости государственно-ориентированных концепций международной политики . Большинство же исследователей, аналитиков и экспертов не отрицают растущего влияния НГА на международные отношения и мирополитические процессы. В то же время они отмечают, что хотя соотношение сил между го-сударствами и НГА, конечно, изменилось, данный факт не приводит к пере-вороту в мировой политике. Настаивая на такой позиции, многие известные международники при-зывают преодолеть затянувшуюся стадию романтизации легитимных НГА, критикуя противопоставление "двух миров" – мира НПО, как альтруистов, обладателей "морального лица", выразителей прогрессивного общественного мнения и солидарности формирующегося глобального гражданского общест-ва, миру государств, как холодных монстров, концентрирующихся на собст-венных сугубо эгоистических интересах, априорно виновных во всех бедст-виях и судорожно цепляющихся за остатки своего неминуемо уходящего в прошлое суверенитета. Подобные взгляды, с их точки зрения, не имеют под собой серьезной основы и оторваны от действительности . Во-первых, они носят ангажированный и идеологический характер. Трактуя государство как абсолютное зло, упадок которого является необхо-димым и желательным, они представляют собой не столько научные подхо-ды, сколько верования, назначения которых в том, чтобы убедить себя и других в пришествие более демократического мира, управляемого более гу-манными способами. Во-вторых, они переоценивают как ослабление государства, так и влияние НГА, сваливая в одну кучу возникновение "новых угроз" (таких, как транснациональный терроризм, наркотрафик, распространение ОМУ и т.п), с одной стороны, и рост влияния таких НГА как бизнес-структуры, НПО, им-мигранты – с другой. Однако влияние этих феноменов на государство глубо-ко различно. Не все из них ведут к снижению его возможностей. Если орга-низованная преступность действительно становится угрозой для государства, то этого нельзя сказать об НПО, многие из которых сотрудничают с ним и даже выполняют от его имени ряд задач, например, в оказании гуманитарной помощи, ликвидации последствий природных катастроф и т.п. Реальное взаимодействие государств и легитимных НГА опровергает идею об имма-нентном антагонизме между статоцентричным и мультицентичным мирами. В-третьих, легитимные НГА – не монолит, так же, как и мир государст-венных акторов. Разные типы легитимных негосударственных игроков име-ют разные отношения с государствами, преследуя разные цели и оказывая на них разное влияние. Транснациональные бизнес-структуры в большинстве своем имеют более прочные связи с государствами происхождения, чем это принято иногда считать. Многие из НГА неспособны существовать без под-держки со стороны государств или МПО. Между неправительственными ор-ганизациями и правительствами нередко наблюдается больше солидарности, чем между самими НПО, конкурирующими друг с другом за внимание обще-ственности и за финансовую поддержку. Как подчеркивает С.Коэн, идея о том, что все НПО являются альтруи-стическими и хотят служить благу человечества в противовес государствам, имеющим только эгоистические интересы, вытекает из широко распростра-ненного клише. Мир НПО многообразен. Среди них есть респектабельные организации с репутацией независимости и эффективности в той помощи, которую они оказывают угнетаемому или обездоленному населению, отстаи-вают права человека или всеобщие интересы защиты окружающей среды. И есть НПО, созданные правительствами для защиты своих интересов – GONGO (Governmental Oriented Non Governmental Organizations). Между этими двумя крайностями существует множество самых разных НПО, более или менее серьезных, более или менее независимых, более или менее неком-мерческих . В-четвертых, подлинная природа НГА не всегда является прозрачной. Некоторые из НПО представляют собой эманацию государства, замаскиро-ванного в частные ассоциации. В таких случаях грят о "квазиНПО" (QUANGO). В конечном итоге НПО несут ответственность только перед своими спонсорами, что приводит их к нескончаемым поискам фондов, ме-дийной поддержки, новых сторонников… и своих врагов, ибо "каждая НПО ревниво относится к своей автономии, воспринимая ее как условие своей выживаемости" . Наконец, в-пятых, НПО – это западный дискурс. Он представляет со-бой только часть существующих мировых культур, хотя претендует на все-общность . Однако в последние десятилетия глобальная политика находится в процессе серьезной мутации, сутью которой является утрата Западом мо-нополии на управление миром и становление полицентричного мирового по-рядка . Переходный этап в мировом развитии сопровождается нарастанием межгосударственных противоречий и кризисов, формированием новых цен-тров силы, обострением конкурентной борьбы в сферах экономики, полити-ки, социальных отношений. В такой обстановке государства стремятся ис-пользовать все возможности для укрепления своих позиций, в том числе пу-тем привлечения на свою сторону легитимных (а в отдельных случаях и не-легитимных) НГА, а также использования их потенциала для ослабления по-зиций конкурентов. Как подчеркивает Гай Питерс: "Если только у государст-ва появляется возможность прибегнуть к помощи и авторитету частных ор-ганизаций, оно обязательно попытается ими воспользоваться, но при этом будет на самом деле стараться упрочить свое собственное влияние и автори-тет" . Вторжение негосударственных акторов в мировую политику – бес-спорный, общепризнанный факт, принимаемый сегодня в расчет всеми госу-дарствами при формировании ими своей международной политики и оказы-вающий влияние на глобальную повестку дня. В основе данного феномена лежат такие взаимосвязанные причины, как небывалые достижения научно-технологического прогресса в области электроники, средств связи, транспор-та, массовых коммуникаций; транснационализация производства, товаров, услуг и идей; глобализация экономики, формирование мирового рынка и ли-берализация торговли; интенсификация всех видов международных обменов. Вместе с тем, истоки массовизации и политической активности НГА связаны с интересами наиболее развитых государств, последовательно упраздняющих препятствия для международных обменов, контроль за движением капиталов и финансовыми рынками и информационными потоками. НГА не представляют собой однородного ансамбля, однонаправлено воздействующего на мировую политику. Напротив, по своему составу это достаточно сложный конгломерат самых разнородных элементов. Их поведе-ние далеко не всегда отличается ясностью. Широкая палитра интересов, стремлений, целей и ценностей, разрозненность мотиваций действий, о кото-рой иногда можно только догадываться, делают трудно предсказуемыми их реакции на те или иные события. Дискуссионным остается даже сам термин, призванный объединять их в единое целое. Еще в большей мере это касается типологии НГА. Вместе с тем, в большинстве случаев существует согласие относительно таких типов НГА как нелегитимные и легитимные. К первым относят насильственных ак-торов (VNSA), международные ОПГ (в том числе в сети Интернет), террори-стические сети. Ко вторым – МНПО, бизнес-структуры, глобальные частные СМИ и Интернет-сообщество. Главный недостаток дискуссии о взаимовлиянии и взаимодействии го-сударственных и негосударственных участников международных отношений и мировой политики состоит в том, что она нередко сводится к манихейско-му спору по принципу: «или - или». Между тем, подобный подход затемняет реально существующие императивы, приобретающие фундаментальный ха-рактер для современной мировой политики. Во-первых, это императив орга-низации политического сотрудничества в борьбе против таких связанных с нелегитимными НГА угроз международной безопасности, как транснацио-нальный терроризм и международная организованная преступность. Во-вторых, это потребность соединения поддержки инициатив и активности ле-гитимных НГА с укреплением международной стабильности. Оба императи-ва требуют согласования, а не противопоставления национальных и группо-вых интересов и ценностей ведущих государств. Между тем, ценность меж-дународной стабильности сегодня все чаще подвергается сомнению в пользу ценности демократических перемен и безусловной поддержки действий ле-гитимных (или выдаваемых за таковых) НГА, которые однозначно трактуют-ся как выразители прогрессивных демократических тенденций. Однако ди-лемма "демократические преобразования или стабильность" носит ложный характер. В контексте рассматриваемой проблематики – в том числе в ее внутригосударственном измерении – она исходит из плоской интерпретации как мотивов поведения и однородности состава НГА, так и содержания меж-дународной стабильности. Последняя подается как застой, отсутствие пере-мен, подавление демократических тенденций, что не соответствует действи-тельности, ибо на самом деле мир нуждается в динамической стабильности, которая предполагает развитие как неизбежность перемен. "Стабильность характеризует способность системы обеспечивать назревшие, необходимые для ее самосохранения перемены" . При этом речь идет о сохранении миро-политической системы как таковой, а не о "замораживании" того или иного ее состояния или той или иной конфигурации. Примечания: Литература: |
|