(Опубликовано в журнале Genesis: исторические исследования» №3, 2015)

23/06/2015

Идея верховенства закона в моделировании государственно-правовой системы Российской империи с первой четверти XVIII в. приобрела значение ведущего теоретико-идеологического концепта законодательной политики самодержавия. В значительной степени этому способствовала неоднозначность петровских преобразований с их рационалистическим обоснованием в духе «общего блага», заимствованным из платонической традиции западной политической философии. Декларируя божественное предназначение монарха всеми силами способствовать реализации «государственного интереса», Петр I сознательно воздерживался от разработки развернутого законодательного определения указанного понятия. Это позволяло ему обеспечивать юридический баланс между интересами разобщенных социальных групп со сложной стратификацией и естественной в условиях затяжной войны потребностью верховной самодержавной власти узаконить свои неограниченные прерогативы [8, c. 61 – 65, 22, с. 86 – 88].

Общеизвестно, что концептуальная основа принципа законности стала известна Петру из протестантских политико-правовых теорий германского Просвещения, методологической основой которых являлся тезис о непреодолимой противоположности между нравственным и юридическим предписанием. Вся система власти и управления, созданная в ходе реформ Петра I, была ориентирована на закрепление юридически гарантированной доминанты законодательного предписания в форме именного указа, направленного на защиту «общего блага» от произвола и «лихоимства» чиновников. С 1722 г. ведущая роль в обеспечении правопорядка отводилась системе прокурорского надзора, «повинного … крепко смотреть», чтобы каждый чиновник Сената «свою должность хранил и … порядочно … по указам и регламентам отправлял, разве какая законная причина к отправлению ему помешает» [6, с. 133, 4, с. 64 – 68, 2, с. 24 - 29].

Читать статью