К вопросу об уточнении структуры "гибридных сил"

Тиханычев Олег Васильевич ORCID: 0000-0003-4759-2931 кандидат технических наук заместитель начальника отдела управления перспективных разработок, ГК "Техносерв 111395, Россия, г. Москва, ул. Юности, 13 Tikhanychev Oleg Vasilyevich PhD in Technical Science Deputy Director of the department of Advanced Development, Technoserv Group  111395, Russia, g. Moscow, ul. Yunosti, 13 tow65@yandex.ru
Другие публикации этого автора

Введение

Как показывает исторический анализ, используемое в настоящее время понятие «гибридная война» невозможно считать чем-то принципиально новым: непрямое вооруженное противоборство, в первую очередь – с использованием наёмных армий, велось на самых ранних этапах развития военного искусства. В дальнейшем, по мере развития системы межгосударственных отношений, скрытые методы ведения войны, «непрямые» и комбинированные «гибридные» действия применялись всё чаще, особенно, для решения задач вне границ так называемого «цивилизованного мира». По мере развития коммуникаций, к «гибридным» действиям добавилась информационная составляющая, которая усилилась с развитием информационных технологий. С развитием мировой экономики в арсенал «гибридных» действий добавились экономические методы, такие, как блокады и санкции.

Как и в любой области, по мере расширения использования «гибридного» противоборства развивались теоретические основы и практика его применения.

Анализ развития теории «гибридного» противоборства, и других скрытых действий типа «proxy war», позволяет сделать ряд выводов, как по принципам противодействия им, так и по развитию способов ведения, в частности – по организации и структуре. Особое внимание в рамках данной статьи предлагается уделить анализу привлекаемых к ведению «гибридных войн» воинских и иррегулярных формирований, так называемых «гибридных сил». В большинстве современных источников эти силы делятся на воинские формирования одной из противоборствующих сторон и действующие на её территории иррегулярные формирования, поддерживаемые штатными или наёмными формированиями другой стороны ^[1-6]. В то же время, практика показывает необходимость и актуальность уточнения этой классификации.

1.Анализ существующих взглядов на структуру «гибридных сил»

По результатам анализа основных источников, описывающих структуру «гибридных сил», не отрицая высокой научно-практической значимости проведённых их авторами исследований, хотелось бы сделать некоторые уточнения.

Они заключаются в том, что, в целом корректно описывая сущность и принципы построения «гибридных сил», современные военные теоретики допускают, на взгляд автора, одну неточность: «гибридные силы» рассматриваются только как формирования, противоборствующие непосредственно на театре военных действий (ТВД): регулярная армия с одной стороны, местные партизанские формирования и помогающие им вооруженные формирования противника – с другой ^[7-9]. Разница в оценке только в том, что на исторической ретроспективе формирования «гибридных сил» меняются от подразделений наёмников до сил специальных операций и частных военных компаний (ЧВК). С точки зрения современного международного законодательства, такая классификация вполне логична, но с точки зрения системного подхода, подобный взгляд не вполне вписывается в концепцию «гибридных войн».

Напомним, что в настоящее время существует множество определений «гибридных войн» ^[10-17], классическим из которых считается сформулированное в работе ^[14]: «… это вид враждебных действий, при котором нападающая сторона не прибегает к классическому военному вторжению, а подавляет своего оппонента, используя сочетание скрытых операций, диверсий, кибервойны, а также оказывая поддержку повстанцам, действующим на территории противника. При этом военные действия могут вообще не вестись, и с формальной точки зрения гибридная война может протекать в мирное время. Нападающая сторона осуществляет стратегическую координацию указанных действий, сохраняя при этом возможность правдоподобного отрицания своей вовлеченности в конфликт».

С учётом этого и других определений, в структуре «гибридных» войн принято различать силовую, экономическую и информационную составляющие. Каждая из которых, в свою очередь, тоже делится на элементы, определяющие интенсивность конфликта. В силовой составляющей различают использование сил специальных операций, вооружение, подготовка и снабжение местных незаконных вооруженных формирований, поставки оружия и боеприпасов, разведывательная и огневая поддержка и т.п. Экономическая составляющая тоже весьма разнообразна: от прямой силовой блокады до товарных, экономических и технологических санкций. Ещё большим разнообразием отличается информационное противоборство: кибер-операции, психологическая борьба, политические акции и даже выделяемое некоторыми авторами в отдельный сегмент юридическое противоборство ^[18]. Соответственно, для реализации всех этих составляющих требуется широкий спектр сил и средств. В то же время, существующие взгляды на структуру «гибридных сил» не в полной мере перекрывают даже силовую составляющую «гибридных войн», не говоря уже о смежных компонентах.

Таким образом, существующие взгляды на содержание «гибридных» действий существенно расширяют требования по структуре и функциям «гибридных сил». А именно - в рамках современных взглядов на структуру «гибридных войн» логичнее было бы рассматривать «гибридные силы» в более широком смысле: не как их определяют сейчас, в форме «proxy» формирований, а как совокупность формирований непосредственного противоборства на ТВД, сил их поддержки и обеспечения, а также сил, реализующих невоенные компоненты «гибридного» противоборства, например, политические или экономические.

Более того, компоненты «гибридного» противоборства пересекаются в некоторых областях действий. Так на ТВД действуют вооруженные формирования, а их поддержку могут осуществлять авиация или флот стороны, косвенно участвующей в конфликте, например, путём блокады. В ряде случаев это участие становится более явным, переходящим в непосредственную поддержку одной из сторон применением ударной авиации, крылатых ракет, разведывательных и ударных беспилотных летательных аппаратов ^[19-23]. Поддержку противоборствующим сторонам могут обеспечивать силы космической, воздушной и радиоразведки скрытно участвующих в конфликте государств, а также силы киберпротивобрства (рисунок 1).

При этом последние, в рамках атакующих действий или защиты могут действовать и со своей территории, пользуясь экстерриториальностью глобальных информационных сетей. Яркий пример такой ситуации – перенос информационных ресурсов грузинского правительства на защищённые порталы США в период агрессии Грузии против Северной Осетии в 2008 году ^[24]. Подобная практика продолжается и в настоящее время, в рамках информационной составляющей «гибридных» действий в Сирии и Ливии.

Рисунок 1 – Предлагаемая уточнённая структура «гибридных» сил для одной из сторон конфликта (нападающей)

Указанные факторы осложняют оценку состава «гибридных сил» относительно каждого конкретного конфликта, особенно – при использовании существующей классификации. Оценка состава «гибридных сил» осложняется и тем, что часть сил, не включаемых некоторыми авторами в «гибридные», например, беспилотные разведывательные и ударные аппараты, могут формально не обозначать государственной принадлежности: однозначно определяется только страна производитель, через неё косвенно – владелец. И эта проблема требует правового решения, что может быть осуществлено в рамках уточнения классификации «гибридных сил».

2.Предложения по уточнению структуры «гибридных сил»

На схеме (рисунок 1) видно, что состав участников «гибридных» действий несколько шире, чем принято определять сейчас. Схему можно считать зеркальной, противостоящая сторона может иметь такую же структуру «гибридных сил», а может и выступать ограниченным составом, в зависимости от возможностей и целей ведения противоборства.

Анализ схемы (рисунок 1), позволяет сделать вывод, что существующие взгляды на структуру «гибридных сил» не в полной мере соответствуют содержанию «гибридных» действий. В результате этого возникает противоречие между всё более активным использованием подобных форм ведения конфликтов и оценкой используемых в них сил и средств. Данное противоречие может приводить к кризису в оценке «гибридных» действий, выражающемуся в повышенной опасности неконтролируемого перехода их в «горячую» фазу.

3.Некоторые выводы из уточнения структуры «гибридных сил»

Предлагаемое расширение рассматриваемой структуры «гибридных сил» (рисунок 1), позволяет сделать ряд практических выводов.

Во-первых , неполный учёт структуры «гибридных сил» может способствовать формированию не совсем точных выводов и положений, например, тезис о том, что с формированиями «гибридных сил» можно бороться только аналогичными силами, в том числе иррегулярными: «подобное лечится подобным» ^[5,25].

В то же время, специалисты в области вооруженного противоборства достаточно давно обосновали обратные выводы. Примеры и предложения по применению «гибридных сил» и противодействию им описаны в трудах русских военных теоретиков, представителей русской военной эмиграции, таких как А.Зайцов и Е.Месснер. Ещё в середине 50-х годов прошлого века они, в своих работах, посвященных исследованию локальных войн: «Всемирная мятежевойна», «Новые веяния в военном деле» и других ^[26], сделали вывод об ошибочности существовавшего тогда тезиса о том, что партизанскую войну выиграть невозможно. Они предположили, что иррегулярные формирования можно разгромить, если не отдавать инициативу, не переходить к навязываемым ими прямым контактным боевым действиям, а вести войну высокотехнологичными методами, используя современное оружие для нанесения противнику ущерба дистанционно, без прямого столкновения войск. То есть переводя войну против «гибридных» сил в иную, невыгодную для них высокотехнологичную плоскость, уходя от прямых боестолкновений. К таким видам оружия дальнего огневого воздействия Зайцов и Месснер относили авиацию, ракетное оружие и дальнобойную артиллерию. Анализ локальных войн и вооруженных конфликтов последнего времени позволяет сделать вывод об обоснованности этих предположений, особенно учитывая возможности современного высокоточного оружия, роботизированных разведывательных и ударных средств.

Во-вторых , более широкое понимание структуры «гибридных сил» обеспечит и более корректное противодействие современным конфликтам. Расширенный взгляд на структуру «гибридных сил» позволяет более конкретно определить роль всех участников конфликта, как явных, так и скрытых. Что очень важно, например, для действий в информационном пространстве. Расширение перечня участников «гибридных» конфликтов не просто позволит признать их применение как части «гибридных сил», и довольно опасной, но и потребовать создания системы контроля над применением кибероружия и арбитража инцидентов и спорных ситуаций в данной области, наподобие ОЗХО (Organisation for the Prohibition of Chemical Weapons, OPCW) или МАГАТЕ (International Atomic Energy Agency, IAEA) ^[27]. Не менее важно и решение проблемы с определением статуса применения в «гибридных» конфликтах робототехнических систем, операторы которых часто физически находятся вне района боевых действий, но тоже «де факто» являются участниками «гибридных сил», решение других сходных коллизий.

А в совокупности, расширение перечня «гибридных сил» позволит уточнить положения международного законодательства в части начала и ведения военных действий, уточнения прав и обязанностей их участников ^[28-31]. Что, в свою очередь, позволит устанавливать границы участия в конфликте, организовать международное регулирование «гибридных» форм действий и потенциально снизит возможность перерастания «гибридных» конфликтов различной степени интенсивности в полномасштабную войну.

И, в-третьих , имеется ещё один аспект, определяющий важность классификации «гибридных» сил – наметившаяся в последнее время тенденция к росту масштабов применения «гибридных» действий. В перспективе, если эта тенденция окажется частной, то ситуация с неточностью классификации не критична. В то же время, высока вероятность, что данная тенденция является глобальной и «гибридные» действия будут постепенно вытеснять «классические» формы ведения конфликтов. И тогда рассматриваемая классификация начинает играть существенную роль. В первую очередь – в части определения границ ведения «гибридных» действий и их перехода в «горячую» фазу. А, как показывает анализ конфликтов последних десятилетий, тенденция вполне может оказаться глобальной, учитывая, что технические и организационные предпосылки к её реализации созданы и апробированы в рамках концепции сетецентрических действий.

Заключение

Проведённый в статье анализ и сформулированные на его основе предложения по уточнению структуры «гибридных сил» позволят сформировать рекомендации по корректировке международного законодательства, регулирующего сферу военного противоборства. В первую очередь такое регулирование необходимо для «гибридных» конфликтов в целом, а впоследствии – и для других относительно автономных составляющих, например, информационных и экономических, реализующих принцип экстерриториальности и потому несущих наибольшую опасность перерастания ограниченных «гибридных» действий в открытое вооруженное противоборство.

Ещё одно практическое приложение результатов статьи - четкое определение состава гибридных сил позволит уточнить их статус, сформировать законное отношение к участникам «гибридных» конфликтов, устранив существующий правовой вакуум в этом вопросе.