Библиотека
|
ваш профиль |
Исторический журнал: научные исследования
Правильная ссылка на статью:
Албогачиев М.М. Ахохия и аккинские миграции в XV-XVII вв // Исторический журнал: научные исследования. 2025. № 2. С. 175-201. DOI: 10.7256/2454-0609.2025.2.70633 EDN: HGQHZA URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=70633
Ахохия и аккинские миграции в XV-XVII вв.
DOI: 10.7256/2454-0609.2025.2.70633EDN: HGQHZAДата направления статьи в редакцию: 02-05-2024Дата публикации: 04-05-2025Аннотация: В статье исследуется вопрос о путях миграции в верховья рек Ямансу и Ярыксу аккинцев – этнографической группы в составе современных чеченцев, которые также известны под названием ауховцев. В статейных списках русских посольств в Грузию XVI–XVII вв. восточные аккинцы упоминаются под названием акочане, ококи, акозы и т.д. Согласно мнению ряда исследователей, самоназвание ауховцев аьккхий является производным от места их происхождения – исторической области Акка в верховьях р. Гехи. Цель статьи – на основе этимологического анализа этнонима аьккхий, а также анализа исторических, историографических источников, показать, что средневековая область Ахохия, известная в 1360-е гг. по упоминанию в акте Константинопольского патриархата, могла быть начальным пунктом вынужденной постепенной миграции аккинцев на правобережье Терека и далее в верховья рек Ямансу и Ярыксу. При изучении данного вопроса в работе использовались нарративный, историко-генетический, сравнительно-сопоставительный методы. В ходе исследования автор приходит к выводу о миграции аккинцев с левобережья Терека, и связи их эндоэтнонима с названием области Ахохии. Cеверные склоны Бокового хребта от горы Казбек вплоть до Алагирского ущелья в начале XVIII в. Вахушти Багратиони называет «Хохским Кавказом», что соответствует историко-географической области Хох, известной по топонимическому, фольклорному и этнографическому материалу, собранному в XX в. в Осетии. Всесторонний анализ письменных источников и этнографического материала, проведенный известным кавказоведом Н. Г. Волковой, свидетельствует о том, что предки части современных ингушей до начала ХVIII в. жили на территории современной Осетии. Языковые схождения в дигорском диалекте осетинского языка и вайнахских языках, выявленные В. И. Абаевым, указывают на то, что в Алагирском ущелье, граничащем с Дигорией на западе, в прошлом обитали нахоязычные племена. Автор объясняет это тем, что иранская иммиграция в Центральный Кавказ, положившая начало оформлению осетинского племени, шла двумя последовательными волнами; первой – «дигорской» и второй – «иронской. Последние вклинились между вайнахами и дигорцами. Новизна исследования заключается в том, что автор наметил перспективные направления дальнейших исследований данного вопроса. Ключевые слова: Аккинцы, ококи, Ахохия, ахохи, дзурдзуки, цовы, цечоевцы, орстхоевцы, нарты, вайнахи миграцииAbstract: The article examines the issue of migration routes to the upper reaches of the Yamansu and Yaryksu rivers of the Akkin people, an ethnographic group of modern Chechens, who are also known as Aukhovites. In the article lists of Russian embassies to Georgia of the XVI–XVII centuries, the eastern Akkins are mentioned under the names akochane, okoki, akozi, etc. According to a number of researchers, the self-name of the Aukh people of Aikkhiy is derived from their place of origin – the historical region of Akka in the upper reaches of the Gekhi River. The purpose of the article is to show, on the basis of an etymological analysis of the ethnonym ahkkhiy, as well as an analysis of historical, historiographical sources, that the medieval region of Akhokhia, known in the 1360s by mention in the act of the Patriarchate of Constantinople, could be the starting point of the forced gradual migration of the Akkin people to the right bank of the Terek and further to the upper reaches of the Yamansu and Yaryksu rivers. When studying this issue, the work used narrative, historical-genetic, comparative-comparative methods. In the course of the study, the author comes to the conclusion about the migration of the Akkin people from the left bank of the Terek, and the connection of their endoethnonym with the name of the region of Akhokhia. The northern slopes of the Lateral ridge from Mount Kazbek up to the Alagir gorge at the beginning of the XVIII century. Vakhushti Bagrationi calls the "Khokhi Caucasus", which corresponds to the historical and geographical area of Khokhi, known from toponymic, folklore and ethnographic material collected in the XX century in Ossetia. A comprehensive analysis of written sources and ethnographic material conducted by the famous Caucasian scholar N. G. Volkova indicates that the ancestors of some of the modern Ingush lived on the territory of modern Ossetia until the beginning of the XVIII century. Linguistic similarities in the Digor dialect of the Ossetian language and the Vainakh languages, identified by V. I. Abaev, indicate that Nakhon-speaking tribes lived in the Alagir gorge bordering Digoria in the west in the past. The author explains this by the fact that the Iranian immigration to the Central Caucasus, which marked the beginning of the formation of the Ossetian tribe, went in two successive waves; the first – "Digor" and the second – "Iron. The latter were wedged between the Vainakhs and the Digorians. The novelty of the study lies in the fact that the author has outlined promising areas for further research on this issue. Keywords: Akkintsy, okoki, Ahohia, ahohs, Durdzuks, tsov, the Tsechoites, orsthoevtsy, sleds, vainakhi migrationАуховцы или аккинцы – субэтническая группа в составе современных чеченцев, исторически проживающая на территории нынешнего Дагестана, на границе с Чечней. Сами себя они называют аьккхий. Также их именуют ингуши и чеченцы. У последних в обиходе также встречается обозначение ара-аьккхий [1, с. 115]. «По описанию источников 30-х годов XIX в., – пишет Н. Г. Волкова, – ауховцы занимали земли в ичкеринских предгорьях по долинам Ямансу и Ярыксу, до Акташа, отделявшего их от аварцев общества Салатау. По примерным подсчетам их население достигало 4 тыс. душ м.п., живших в восьми селениях: Кешень-аух, Ярыксу-аух, Юрт-аух, Акташ-аух, Кочкар-юрт, Адзарей-юрт, Алтымирза-юрт, Дзатемир-юрт» [2, с. 168]. Акоки. О времени переселения аккинцев в Аух нет единого мнения. Е. Н. Кушева считает, что переселение это (на р. Ямансу) было уже совершившимся в 1550-1570-е гг. [3, с. 69, 80-81]. Однако Н. Г. Волкова отмечает, что имеющиеся источники не дают точного ответа, находились ли восточноаккинские поселения к этому времени в верховьях Ямансу и Ярыксу и в районе р. Мичиг [2, с. 167]. Вместе с тем, автор указывает на некоторые интересные детали, встречающиеся в источниках, которые говорят о возможном первоначальном поселении части аккинцев в низовьях Аргуна. «Можно предположить, – пишет Н.Г. Волкова, – что движение аккинцев на восток происходило в несколько этапов, причем часть их осела в районе низовьев Аргуна. Подобный характер движения аккинцев отразился также и в исторических преданиях, указывающих как на промежуточную область их обитания район р. Мичик» [2, с. 168]. Интересно отметить, что в районе этой реки (р. Мичиг), на южных склонах Качкалыкских гор, существовало с. Аку-Юрт (Оку-Юрт) [4, с. 525]. Также укажем на карту Сафарова Юсуф-Хаджи, где в наибстве Мичиг к северо-востоку от Майртупа отмечено с. Аку-Юрт [5, с. 7]. Селение Аки-Юрт упоминается в ноябре 1840 г. в походе ген. П. Х. Граббе в Большую Чечню [6, с. 249]. Видимо, первоначально аккинцы заняли нижнее течение Аргуна и район р. Мичиг, где позже стали известны под названием мичкизы. Отсюда часть их переселилась в Аух. В предании говорится, что аккинцы «прошли мимо рек Аргуна и Аксая, но эти реки им не понравились, наконец они пришли в место, где ныне стоит аул Юрт-аух (в прошлом Ширши)»[7, с. 166–167]. Возможно, причиной миграции в Аух также стало нападения чеченцев и др. народов на поселенцев [8, с.80]. Когда это переселение состоялось, точно сказать не представляется возможным. Как сообщают источники XVI в.,«владение феодала Ших-мурзы Окуцкого, располагалась в двух днях пути пешком от Суншина городища, т.е. от устья Сунжи» [2, с. 167]. Через Окоцкую земли шел путь от Сунженского городка в Аварию [3, с. 70]. Следовательно, в это время Окоцкая земля находилась к юго-востоку от Сунженского городка. Согласно Е. Н. Кушевой, Ших-мурза Ишеримов правил у акинцев на р. Ямансу во второй половине XVI в. [3, с. 81]. Первое документально зафиксированное посольство в Москву от подвластных Ших-Мурзе Окоцкому чечено-ингушских родов было отправлено в 1588 г. [9, с. 26]. Однако в источниках есть рассказ Ших-мурзы Окоцкого о том, что «в царствование Ивана Грозного он водил русские посольства в «Железных воротех» [2, с. 159]. Отметим, что Иван Грозный правил с 1533 по 1584 гг. Именно эта группа аккинцев в статейных списках русских посольств в Грузию XVI-XVII вв. упоминается под названием акочане // ококи (варианты: окочане, окочаны, окохи, окоцкие люди, окоченя, окуки, окучане, акозы) [3, с. 62]. Ококи и минкизы (т.е. мичкизы) упоминаются вместе в статейном списке московских послов в Грузию в 1587 г. [3, с. 61]. Следовательно, аккинцы во второй половине XVI в. уже освоили низовье р. Аргун, район р. Мичиг и верховья рек Ямансу и Ярыксу. Сказанное выше находит подтверждение в народных преданиях аккинцев, записанных во второй половине XIX в. Согласно им, с тех пор как группа аккинцев выселилась из Горной Акки сменилось 14 поколений [10, с. 267; 11, с. 48; 7, с. 166-167] На сегодняшний день средний возраст смены поколения считается 25-30 лет. Если за основу взять средний возраст в 25 лет, то 14 поколений – ок. 350-400 лет. Следовательно, выселение аккинцев на плоскость началось как минимум в начале XVI в. К такому же выводу приходит Б. К. Далгат [11, с. 48]. Принимая во внимание особенности той эпохи (например, вступление в брак в более раннем возрасте) мы допускаем, что миграция аккинцев из Горной Акки на восток началась в середине XVI в. Примерно в это же время начинается миграция чеченцев из Нашхи в Ичкерию [11, с. 48], и бацбийцев из Джейрахского ущелья в Тушетию [12, с. 85-86]. По всей видимости, в этот период, происходило массовое переселение вайнахских племен на северо-восток, восток и юго-восток. Трудно согласится с мнением З. Гаджиева, который связывает образование ауховского общества с переселением карабулаков в район Качкалыкских гор, согласно «Указу Коллегии иностранных дел кизлярскому коменданту А.А. Ступишину о переселении на пустующие земли горских народов от 26 апреля 1763 г.» [13]. Эти переселенцы (о которых идет речь в «Указе») образовали более позднее Качкалыковское общество. Важно отметить, что переселенцы, согласно этому документу, приняли покровительство кумыкских феодалов. Связано это было с тем, что качкалыковские села были переданы царской администрацией в ведение кумыкских феодалов [14, с. 471; 8, с. 84]. А «когда чеченцы отторгнули страну качкалыковских аулов, то оставили для нее кумыкское название “гачалкхой”» [8, с. 84]. Н. А. Сотавов пишет, что «карабулаки из Акки и чеченцы из Ичкерии заняли районы Мичика, Качкалыковского хребта, нижнего и среднего течения рек Аксай и Акташ, где возникли мичиковские и качкалыковские селения» [15, с. 30]. А. П. Берже также отмечает, что качкалыковцы жили по северному скату Качкалыкского хребта, где они поселились с дозволения кумыкских князей. Мичиговцы – по реке Мичиг (к югу от Качкалыкского хребта). Ауховцы – по верховью рек Акташ и Ярык-су [16, с. 83]. Первые аккинцы состояли из представителей Цечой и Парчхой [17, с. 40; 7, с. 166-167], которые мигрировали задолго до появления качкалыковцев. Первый аул, который был основан на новом месте, назывался Ширши (чеч. Ширча-Аьккха), а также Юрт-аух. Парчхоевцы основали Парчхой-аул (Акташ-аух), Когда поселенцы размножились, цечоевцы переселились на р. Ярыксу и основали здесь Цечой-аул, называвшийся также Кишень-аух [17, с. 40-41]. Однако Х. Д. Ошаев отмечает, что Акташ Аух (на р. Акташ) по-аккински называется Ширчу Аккха, что означает «Старые Акки» [3, с. 70]. Акка на плоскости до сих пор делится на Старую Акку (Ширча Аьккха // Пхьарчхой Аьккха) и Новую Акку (ГIачалкха Аьккха) [18]. Последняя основана поздними миграциями. Термин Парчхой (чеч. Пхьарчхой), видимо, происходит от названия горного общества Пешхой, обитавшего рядом с горными аккинцами в верховьях Гехи. Возможно, пешхоевцы были в союзе с последними и вместе мигрировали на плоскость. Примечательно, что согласно преданию, записанному П. И. Головинским, пешхоевцы происходят от аккинцев [19, с. 242; 11, с. 59]. Как видно из вышеприведенных данных, качкалыковцы, акоки и мичкизы – это разные общества аккинцев. Последние уже обитали в районе р. Мичиг на южных склонах Качкалыкских гор, когда происходило переселение карабулаков во второй половине XVIII в. [20, л. 112, 117]. Аккинцы же появились в низовьях Аргуна и Качкалыкских гор (в район р. Мичиг) во второй половине XVI в. Н. Г. Волкова не без оснований считала, что миграция аккинцев на восток происходила в несколько этапов, а сам район р. Мичиг был промежуточным на путив верховья Ямансу и Ярыксу, т.е. в Аух [2, с. 168]. В 1595 г. Ших-мурза Окоцкий был убит, а «Окоцкая земля» перешла во владения Шамхалов. Притесненые кумыкским князем Ахмадканом, часть аккинцев (до 160 семейств) переселяется в район Терского города, за р. Тюменка, где возникает небольшое поселение «служилых окочан», т.н. «Окоцкая слобода». С этого времени их история тесно связана с этим русским городом [3, с. 70].Н. Г. Волкова пишет: «В русских документах XVII в. помимо этих аккинцев, составлявших владение Ших-мурзы Окуцкого, известны также ококи – жители Терков, куда они ушли из «Окоцкой землицы», видимо в конце XVI в., после убийства Ших-мурзы кумыкским князем. Дальнейшие судьбы этой группы аккинцев связаны с Терками» [2, с. 167]. В 1719 г. Адиль-Герай Кумыкский просил царское правительство назначить своего сына управляющим «над народом нарицаемым аухом черкесы» [2, с. 167]. По мнению З. Гаджиева, после захвата окоцкой земли Шамхалами, аккинцы «осели отдельной «Окоцкой слободой», не раз менявшей свое местоположение вместе с перемещением царских форпостов – Новый Терский городок (1666 г.) – Святой крест (1724 г.) – Кизляр (1735 г.), где, наконец, перейдя с годами на тюркский язык, вместе со служилыми кабардинцами князей Черкасских стали основой кизлярского казачества. В итоге их потомки были в 1823 году в рамках ермоловской политики по зачистке левобережья Терека от мусульманского населения переселены в село Кизляр у границ Ингушетии, напротив Моздока под названием «малокабардинских кумыков» [13]. Интересно отметить, что когда малокабардинские князья просили разрешение переселиться под Моздок, то они обещали служить России «подобно охоченским кизлярским татарам» [21, с. 2]. Уже позже, во второй половине XVIII в., произошла очередная волна миграции вайнахских родов на восток, вследствие которого образовалось новое качкалыковское общество. Переселенцами были, в основном, представители карабулакских родов, но были также выходцы из Джейрахского, Ассиновского ущелий [22, с. 43]. На новом месте к ним присоединились некоторые чеченские рода [23, с. 243; 2, с. 168; 15, с. 30]. Таким образом, большая часть предков современных ауховских аккинцев переселилась в Аух несколькими миграционными волнами с верховьев Гехи в течении XVI-XVIII вв. Однако на территорию своего исхода (в верховьях Гехи) аккинцы, по нашему мнению, пришли из западных районов, а до них здесь жили галаевцы, нашхоевцы и еще одно племя, от которого современным галанчожским обществам досталась в наследство гаплогруппа L 3 [24]. По мнению ряда исследователей, галаевцы и мержоевцы представляли отдельные от орстхоевцев этнолокальные объединения[22, с. 45; 25, c. 223]. Галаевцев, вместе с проживавшими в Джейрахском и Дарьяльском ущельях феппинцами и гвилетцами, мы склонны относить к кистам. Поселившись в верховьях р. Гехи и приняв в свой состав местные дагестанские и другие племена, кисты образовали Галаевское общество. Данное мнение подтверждается топонимическими параллелями. Например, селение Кербите и Озми в Джейрахском ущелье, Кербите и Оь(р)зми в верховьях Гехи[2, с. 143]. В Джейрахском ущелье мы встречаем развалины давно заброшенного аула Фалхан; в Ялхаре – развалины ВелгIие (Велха) в 3 км. к востоку от Басарача-Ялхара [1, с. 21, 106]. Особое внимание привлекает распространенность культа Гал (Гиел // ГIал, сравн. урарт. Халди) в горах Ингушетии и верховьях р. Гехи. Укажем на некоторые из них, которые приводит в своей работе чеченский исследователь-краевед А.С. Сулейманов: Гал-Ерди – святилище близ Шоана [1, с. 38]; Гал-Ерде – вершина на восточной стороне Хьевхьа [1, с. 92]; ГалердиетIа – урочище на западе Iамкъа [1, с. 114]; «Гиелта – Гвилети – селение Груз. ССР, на р. Терек, на севере с. Казбеги, на юге – Ларс; отсюда вышли ингушские этнические общества фамилий Газиковых, Котиковых, Хучиевых, Дзариевых, Досхоевых, Пошевых, Чербышевых, Кориевых, Бузуртановых, Озиевых, которые в наши дни широко расселились на равнине в долинах р. Терека и Сунжи» [1, с. 8]; «Гиелиечу – развалины в 1 км. к югу от Йоккха Аьрбала. Название могло быть связано: С именем Гелиоса…» [1, с. 106]. Название этого населенного пункта, который находится в Ялхаре, по нашему мнению, отличается от названия Гелате в Дарьяльском ущелье только тем, что вместо топофомата -тI со значением «на (поверхности)», используется другой топоформат -чу – «в (внутри)»; «Гиелие-корта «Гиелие вершина» – на ю.-в. Акха-Басса... Отсюда и этноним Галай. Гиелией Басса «Гиелы склону к» - на ю.-з. аула Акха-Басса» [1, с. 142]; Галайн-ЧIож (Галаев ущелье) [1, 132]; По мнению К.З. Чокаева, название Галай происходит от Гал (ГIал) – имени культа солнца. От него же происходят топонимы ГаланчӀож, Галашки, Гальерды [26, с. 83]. Акоки (ококи) появились в районе р. Мичиг не позднее 1570-х гг. [3, с. 69]. Это период, когда под натиском кабардинских и осетинских племен, вайнахские племена покидали левобережье Терека и переселялись на восток [2, с. 126-143; 27, с.124; 28, с. 22-23; 29, с. 27; 30, с. 165-184; 31, с. 125]. Как отмечалось выше, существует мнение, согласно которому мержоевцы являются отдельным от орстхоевцев обществом[1, с. 101; 32, с. 152; 25, c. 223]. На наш взгляд, связано это с тем, что мигрировавшие в междуречье Фортанги и Гехи орстхоевцы прибыли из разных районов: цечоевцы – это аккинские орстхой, прибывшие с территорий современных Кабарды и Осетии; мержоевцы – это часть мецхальских орстхоевцев (орцхоевцев), которые несколькими миграционными волнами прибыли с территории современной грузинской исторической области Мцхета, из района Трусовского ущелья и верховьев р. Терек. Примечательно, что среди переселенцев в Аух собственно аккинцев меньшинство, а большинство составляют цечоевцы [2, с. 168]. Тогда почему на орстхоевцев распространилось самоназвание аккинского меньшинства? По всей видимости, цечоевцы и есть часть аккинцев. Действительно, орстхоевцы считают аккинцев своими предками, в других преданиях – родственным народом [1, c. 79, 115; 14, с. 234]. «Мы все орстхой из Акки», – говорят представители этих групп, вполне четко до сих пор сохраняя свое этническое самосознание» [2, с. 163]. Тщательно исследовав имеющиеся по этому вопросу материалы, исследователь приходит к выводу, что оба эти этногруппы (орстхоевцы и аккинцы) части одного народа [2, c. 167]. Вместе с тем, нам не известны предания, где мержоевцы производят себя от аккинцев. То есть в отличие от мержоевцев, цечоевцы выводят себя из Акки и от аккинцев. Интересно также отметить, что в народном предании говорится о переселении цечоевцев из Акки, а не из родового их поселения Цеча-Ахки в верховьях Фортанги [11, с. 48]. Возможно, цечоевцы, как и другие аккинцы, первоначально обосновались в верховьях Гехи и во время миграции в Аух, поселение Цеча-Ахки еще не было основано. Исходя из вышесказанного, мы условно разделили орстхоевцев на мецхальских и аккинских. При этом среди последних главным племенем, по всей видимости, было цечоевцы. Мержоевцы заняли верховья Фортанги, а район своей колонизации назвали Арште. Аккинские орстхоевцы обосновались в районе горы Балой-Лам и верховьях р. Гехи. Естественно, что район их поселения не был необитаемым. Здесь, видимо, они столкнулись с местными племенами и, оттеснив их, заняли некоторые галаевские и нашхоевские поселения (Орзми, Кербите, Нашха и т.д.), а также основали свои колонии, в числе которых была и Акка. Все это объяснят обособленность мержоевцев от остальных карабулаков и сближение цечоевцев с аккинцами. В Акке действительно существовало поселение Нашха (Нашах) [1, с. 120]. По преданиям село разрушили нарт-орстхоевцы из Акки[33]. Под «нарт-орстхоевцами» здесь, по нашему мнению, имелись в виду пришедшие с запада аккинские орстхоевцы. Как пишет А.С. Сулейманов, «орстхоевцев вайнахи связывают с именем – мифических героев нартов» [1, c. 79]. В Нашхе до выселения в 1944 г. проживали аккинцы и орстхоевцы, что косвенно подтверждает сведения из предания о взятии орстхоевцами данного поселения. Обращает на себя внимание, что в предании говорится об «орстхоевцах из Акки». Зачем информатору указывать на то, что орстхоевцы пришли из Акки, если разрушенная Нашха находилась на территории общества Акки? Возможно, речь идет о другой Акки, откуда пришли аккинцы и цечоевцы. Советские ученые В. Б. Виноградов и С. Ц. Умаров отмечали возможность обитания аккинцев на плоскости в домонгольский период, составляя, видимо, какую-то часть населения исторической Алании[34, с 60]. На наш взгляд, значительный процент нартовских сказаний народов Западного и Центрального Кавказа связан с дзурдзуками, частью которых были аккинские орстхоевцы, в средневековый период обитавшие на плоскости и отчасть в горных и предгорных районах в междуречье Терека и Малки. Поэтому неудивительно, что в вайнахском нартовском эпосе нарт-орстхоевцы, для местных племен являются хоть и родственным, но пришлым народом [35, с. 7; 36, c. 71]. Это согласуется с мнением о миграции аккинцев с левобережья Терека и столкновении их с вайнахскими племенами правобережья Терека по пути следования (видимо, вытесненные с равнины дзурдзукские племена боролись за каждый кусок земли в горах), а также с тем, что в ингушских сказаниях нарты приходили с территории современной Осетии. У. Б. Далгат пишет: «Уже давно установлена генетическая аналогия нарт-орстхойского эпоса с нартским и то, что нарт-орстхойцы – это те же общекавказские нарты, обрисованные в героико-эпическом плане, тождественном общенартской эпике» [37, с. 80]. По нашему мнению, аккинцы появились в верховьях Гехи не позднее рубежа XV-XVI вв. На такой вывод наталкивает информация из народных преданий о миграции аккинцев из Дарьяльского ущелья на восток [38, c. 27; 11, с. 48], вкупе со сведениями об ококах из русских источников XVI-XVII вв [3, с. 69-71]. В тоже время в чеченских преданиях сообщается о нападениях нарт-орстхоевцев на Ичкерию и смешении части их с местными ичкерийцами [39, с. 121]. Как уже было отмечено выше, вайнахские рода переселились в Ичкерию, согласно имеющим данным, не ранее XVI в [11, с. 48]. Следовательно, нападения нарт-орстхоевцев на ичкерийцев происходили примерно в это же время. В ингушских нартовских сказаниях, записанных в более ранний период Ч. Ахриевым, вместо чеченского наьрт-орстхой употребляется форма наьрт-орхустой. Советско-российский языковед-иранист В. И. Абаев возводит это название к имени одного героев из осетинского нартовского эпоса – Ахсартагу (Xsærtæg // Æxsærtæg) и считает, что это имя, как и весь Нартский эпос, восходит к скифскому времени. Автор предлагает следующий вариант трансформации этого имени в ингушском языке: Axsartoj à Arxastoj à Orxustoj [40, с. 229]. Схожего мнения придерживается М.-РИбрагимов, который считает орстхоевцев потомками ираноязычных алан, ассимилированных вайнахами. Автор связывает термин орстхой с самоназванием осетин ир и считает, что орстхоевцы и аккинцы, возможно, являются потомками аборигенного ираноязычного населения раннесредневековой страны Центрального Кавказа Ирхан // Ихран [41, c. 60]. Не удивительно, что В. И. Абаев, как и другие сторонники скифского происхождения Нартовского эпоса у кавказских народов, не допускает, что предки осетин могли термин Æxsærtæg заимствовать у коренного населения, занятой ими территории. Однако следет отметить, что ираноязычные племена в древности господствовали на значительной часть территории современных Дагестана и Азербайджана, где вдоль западного побережья Каспийского моря примерно с I в. н. э. обитало скифское племя массагетов [42, с. 109]. В. И. Абаев считал, что аланы, предки современных осетин, были массагетского, т.е. среднеазиатского происхождения [43, с. 12]. Следовательно, если бы сказания о нартах были связаны с иранцами, то и на востоке Кавказа подобные сказания мы встречали бы в обилии, как на западе и центре, чего мы не наблюдаем [44, с. 6]. Следовательно, не логично связывать сказания о нартах (по крайней мере, все) со скифо-сарматами. Обилие сказаний о нартах у осетин, с подробным описанием их биографии, часто приводится как факт, указывающий в пользу осетинского происхождения Нартиады. Однако такое наблюдается не только у осетин.Как пишет П. К. Услар, «у осетин и кабардинцев в самом сердце Кавказа, Нарты сами служат героями песен и сказок; каждый Нарт не только назван по имени, но известна и родословная его» [45, с. 28]. Если бы сказанное касалось только осетин, или только кабардинцев, то популярность Нартовского эпоса в народе, возможно, служила бы аргументом в пользу мнения осетинского или кабардинского его происхождения. Но если есть еще один народ, у которого мы наблюдаем то же самое, то этот аргумент фактически аннулируется. Понятно, что оба эти народа одновременно вряд ли представляли реальных нартов. У. Лаудаев отмечает, что из горских народов ближе всех знакомы с нартами были кабардинцы и, что они зовут их поименно и складывали песни про их дела [8, с. 83]. Это опять-таки не говорит в пользу осетинского происхождения Нартиады, но, возможно, говорит, что адыги с древних времен соприкасались с дзурдзуками и поэтому были ближе всех знакомы с ними. И здесь следует иметь в виду, что сами осетины находились под культурным влиянием кабардинцев. По нашему мнению, тот факт, что именно эти два народа, которые заняли территорию «в самом сердце Кавказа», исторического проживания племен кобанской культуры (в том числе и предков современных нахских народов), говорит в пользу вайнахского происхождения самих нартов. На наш взгляд, в вайнахских нартовских сказаниях речь идет, в основном, о переселившихся с левобережья Терека дзурдзуках, а не об ираноязычных или иных пришлых народах. По всей видимости, ингушское орхустой происходит от более древней формы арстухой в результате метатезы и сингармонизма. И уже из формы архустой получено осетинское Æxsærtæg, с прибавлением осет. суффикса -æg вместо нахск. -ой. И тот факт, что, в отличие от осетинского языка, оба варианта этого названия, а также вариант – орцухой, сохраняются в нахских языках, говорит в пользу нахского происхождения этнонима орст(у)хой. При этом, орцухой, орстухой и орхустой являются деалектными вариантами одного и того же дзурдзукского этнонима. Естественно, гранича на западе с осетинами и адыгами, вайнахи-аккинцы могли иметь тесные культурные, религиозные и языковые связи с ними. Отношения между соседями в разный период времени носили, видимо, как враждебных, так и мирный характер, смешиваясь в приграничных районах. Вследствие этого у осетин и адыгов много преданий, связанных с нартами, частью которых являлись орстхоевцы. Мы вполне допускаем, что в составе орстхоевцев-аккинцев, мигрировавшие с левобережья Терека, были и кабардино-осетинские рода, влившиеся в их состав. У. Лаудаев пишет: «Известный ключ в Кисловодске – Нарзан (нарт-сана) получил название от нартов» [8, с. 83]. Вторую часть этого термина («нарт-сана») мы связываем с название другого дзурдзукского племени – саны // цобы, к которым исследователи относят также царцов (царциата) из осетинских преданий [46, с. 116–119]. В современном кабардинском языке существует термин сонэ, для обозначения сванов. Однако мы склонны считать, что этим термином предки кабардинцев обозначали и саннов (цанар), обитавших в древности в Юго-Восточном Причерноморье. «Вполне возможно, - пишет Н. Г. Волкова, - что сохранившиеся в настоящее время в осетинском и кабардинском языках названия соена и сонэ, сопоставимы с античным и раннесредневековым сан(ар) – цан(ар)» [47, с. 127]. Потомками их отчасти являются современные цова-тушины [46, с. 156-157]. Интресно отметить, что местность своего проживания бацбийцы назвают Цовата, а свое первое поселение здесь – Царо, считающееся родиной их предков [48, с. 6]. Также отметим, что согласно местным преданиям, записанным еще во второй половине ХIХ в., чеченцы-цонтарой считали себя потомками закавказских цова-тушин и хевсуров и выходцами с Южного Кавказа [46, с. 159]. При этом ДНК-исследования показывают близкое родство цонатроевцы с орстхоевцами [49]. По нашему мнению, название г. Назрань также образовано от словосочетания нарт-сан: в результате синкопы согласного -т- появляется форма Нарсан; в дальнейшем в комплексе -рс- происходит метатеза и озвончение глухого с: Нарсан à Насран àНазран. То есть в данном случае речь идет не о орстхоевцах, а о нарт-санах (нарт-цовах). Возможно, в этих районах саны (цовы) жили компактно. Интересно отметить, что в чеченских преданиях нартов связывают с районом обитания карабулаков и аккинцев, называя их наьрт-орстхой. В то время, как в ингушских преданиях нарты приходили из Санибанского ущелья и называются наьрт-орхустой [39, с. 428; 50, с. 40]. Это отмечает также этнограф-кавказовед В. П. Кобычев [38, c. 27]. Санибанское ущелье, по ингушским преданиям, считается родиной ингушских нартов и самих ингушей [29, с. 22-27]. В этой связи особое внимание привлекают осетинские предания о народе царциата, проживавшего до прихода осетин в Санибанском и Дарьяльском ущельях. Древние кладбища, называемые в народе «царциатскими могилами», сохранились почти во всех горных селениях Северной и Южной Осетии [51, c. 234-250; 52, c. 46; 53, c. 80, 98]. Из всех существующих ныне точек зрения наиболее убедительной выглядит та, которая говорит о нахской этнической принадлежности царциатов [46, с. 118]. Исследовав осетинские сказания и предания о доиранском населении их страны, Г.Ф. Чурсин приходит к выводу, что царцы и нарты, возможно, являлись, если не одним и тем же народом, то два народа, жившие одновременно на территории нынешней Осетии [54, с. 75]. В начале ХХ в. Е. Г. Пчелина, на основе полевых исследований и всестороннего анализа собранных этнографических и фольклорных данных отождествила царцов с вайнахами и сопоставила их имя с именами цанар, цан, цов [51, с. 237]. Цанары упоминаются в античных, армянских и арабских источниках [47, с. 125-126]. Согласно сведениям из «Географии» Птолемея, цанары проживали на землях, расположенных между Иберией и Албанией уже во II в. н.э. [46, с. 154]. По мнению исследователей, этот народ занимал обе стороны Главного Кавказа – ущелья рек Терека и Арагви, и на протяжении многих столетий контролировали Дарьяльское ущелье, известное в раннесредневековых источниках и как Цанарское ущелье [46, с. 154]. Соседями их были тушины и двалы [47, с. 125]. Согласно Р. Г. Дзаттиаты, царцы появились в горах Осетии уже в VI–VII вв. н. э. или несколько позже [55, с. 2], что совпадает со временем последней волны переселения из причерноморской Цаники (Халдии) в Центральный Кавказ [46, с. 153]. В свою очередь, в научных кругах высказывается мнением, что имя царциата (царцы) является осетинской передачей термина дурдзуки (дзардзы) исходя из фонетических и грамматических норм осетинского языка (ц заменяет нахский дз à дзардза – царца-тие) [46, с. 118]. Косвенным подтвреждением этого мнения служит и тот факт, что царцы указываются на той же территории, которую, согласно Леонти Мровели, занял Дурдзук после нашествия «хазар» (скифов) в VII в. до н.э. [56, с. 25]. Та территория, которая в античных и средневековых источника называлась Цанарией (Санарией), в средневековых грузинских источниках называется Дурдзукией [46, с. 153-164]. На этой же территории, согласно осетинским преданиям, проживали царцы и нарты [46, с. 116-121], а в ингушских преданиях - нарт-орхустои (т.е. нарт-орстухой). Мы склонны считать, что под «нартами», в ингушском эпосе скрываются цаны (цобы), а орхустойцы представляют орстхоевцев. По сути, в ингушском эпосе эти два названия (нарты и царцы) объеденены, указывая на их одноплеменность и тем самым подтверждая мнение Г.Ф. Чурсина. Иными словами, дзурдзуки, цанары, царцы и нарт-орхустойцы – это разные варианты названия одного и того же народа – цова-орстухоевцев. В этот же список мы включаем название ингушского общества орцхоевцы, которые до выселения на плоскость проживали в горном поселении Эрзи. Согласно исследованиям Н. Г. Волковой, орцхоевцы являются переселенцами из местности Охкархи в современной Грузии на границе с Ингушетией [2, 149-150]. Примечательно, что эта же местность у Вахушти Багратиони названа Дзурдзукети [57, 151-152; 47, 151]. Подтверждается вышесказанное и тем, что практически на всей территории горной части Осетии встречаются топонимические названия, в основе которых стоит корень цIа, цIи, цIу [46, с.121, 157-158]. В некоторых чеченских преданиях, в качестве первоначального места поселения чеченцев после прибытия с юга указывается долина р. Баксан и местность Татартуп на левом берегу Терека. Согласно вайнахским сказаниям, нарты и орстхоевцы погибли в Татартупе [46, с. 115]. Следовательно, основным населением территории современной Осетии и Кабарды, до прихода сюда ираноязычных и адыгских племен, возможно, было дзурдзукским (царцинским). Таким образом, царцы (т.е. дзурдзуки) являются теми загадочными нартами и орхустойцами из ингушских преданий и аборигенами горных районов Осетии, которых большей частью поглотили в XIV–XVII вв. ираноязычные предки современных осетин, мигрировавших сюда с предгорных районов Западного Кавказа. Интересно отметить, что в ингушских преданиях, записанных Ч. Э. Ахриевым, нет никаких указаний, что карабулаки являются частью нарт-орхустойцев. Автор в своей работе приводит орштохоевцев и орхустойцев по отдельности и даже намеком не указывает на возможность ассоциации первых с орхустойцами. Для Ч. Э. Ахриева карабулаки-оршотохой – это одно из ингушских обществ [50, с. 4-5, 27-30, 40 прим. 2], а орхустой – мифические нарты, приходившие из Санибы [50, с. 25-27, 31-40]. Возможно, это объясняется тем, что в составе карабулаков был значительный процент местных и пришлых родов, влившиеся, когда они обосновались в верховьях Фортанги и Гехи. Вместе с тем, Ч. Э. Ахриев приводит предание, согласно которому обанхойцы производят себя от орхустойцев. В этом предании говорится: «Хотя мы теперь дурные люди, но наши предки не были похожи на нас; они были славными героями и прославили себя между народом. Наши предки происходят от орхустойцев; они вышли из Балты, поселились на берегу реки Арм-хий и основали аул Оббоно…» [50, с. 26]. Из этого предания мы узнаем, что часть ингушей происходит от орхустойцев, которые пришли из того района, где в осетинских преданиях указывается народ царциата [55, с. 2]. В связи с этим укажем на название ледников «Колка и Абано» и вершины Орцвери на Казбек-Джимарайском горном узле [58, с. 13]. В основе последнего, возможно, стоит этноним орцу(хой). Но особое внимание в этом предании привлекает информация о том, что когда-то славные предки обанхойцев были героями и прославились среди народа. Мы видим здесь параллель с преданием, которое приводит С. М. Броневский, где говорится, что карабулаки когда-то были воинственными и уважаемыми соседями племенем, пока они не возгордились и не начали заниматься грабежами и убийствами. После этого карабулаки были разгромлены соседними племенами. По описанию С. М. Броневского, карабулаки в его время вели кочевой образ жизни и 200 их семей попали в зависимость от «чеченцев» [59, c. 168]. Под чеченцами, видимо, имеются в виду чеченские князья Турловы. Описание, которое дает С. М. Броневский карабулакам в его время, согласуется с описанием обанхоевцев в предании: «Хотя мы теперь дурные люди…». Вместе с тем, в обоих преданиях говорится о славной истории в прошлом. Исходя из того, что ни в русских, ни в других средневековых письменных источниках мы не находим сообщений о крупном и сильном народе в Центральном Кавказе под названием карабулаки или аршти // орстхой, то мы делаем вывод, что в данном случае речь идет о более древнем периоде истории и о далеких предках части современных остхоевцев, орцхоевцев, цоринцев, аккинцев, джейраховцев и т.д. Иными словами, речь идет о дзурдзуках, «самых знаменитых среди сынов Кавкаса» [56, с. 25]. В ингушских сказаниях орхустойцы, хотя часто и конфликтуют с местными, в то же время не предстают как чужеродные и часто выступают как один народ с местными. Но как у любого этноса, у нахоязычных племен были межплеменные столкновения. В чеченских преданиях взаимоотношения местных с нарт-орстхоевцами были более сложными и враждебными, чем в ингушских преданиях. Возможно, это связано тем, что переселившимся с левобережья Терека орстхоевцы-аккинцы обосновались в верховьях р. Гехи и местным жителям приходилось уступать территории своего проживания. Закаленные в боях с кабардинцами, ногайцами, осетинами и другими народами Западного Кавказа и имея значительную численность, аккинские орстхоевцы, видимо, представляли собой мощную силу против местных племен. Неслучайно орстхоевцев вайнахи связывают с именем мифических героев нартов [1, с. 79]. Возможно, пользуясь этим преимуществом, аккинские орстхоевцы нападали и грабили аборигенное население. Естественно, что местные долго терпеть такое отношение к себе не стали. Взаимоотношения орстхоевцев с местными настолько накалились, что последние решили объединиться и разгромить гостей, о чем свидетельствует сообщение С. М. Броневского [59, c. 168]. Мы вполне допускаем, что с этой враждой была связана миграция части аккинцев в Аух, которые, видимо, терпели нападения «более других» [8, с.80] не случайно. Иными словами, потерпевшие поражения от аборигенного населения, пришлые аккинцы-орстхоевцы вынуждены были переселяться на восток. Причем мигрировали они не только в предгорные, но и горные районы [2, с. 143–144].. Другая часть орстхоевцев из Горной Акки переселилась в верховья Фортанг, основала поселение Цеча-Ахки и впоследствии вошла в состав Арштхоевского общество. Возможно, от них р. Арштинка стала называться Бальсу. Среди аккинцев много представителей гаплогруппы L 3. Была ли среди них эта гаплогруппа исторически? Если исходить из того, что аккинцы переселились из районов к западу от Терека, то по пути их следования эта гаплогруппа не встречается, пока они не достигли верховьев Фортанги и Гехи. Данная гаплогруппа не обнаружена среди северных осетин, кабардинцев, т.е. в районах возможного проживания аккинцев до миграции на правый берег Терека. Она не обнаружена и у джейраховцев. Следовательно, представители этой гаплогруппы могли влилиться в состав аккинцев уже в районе Галанчожского и Ассиновского ущелий. Возможно, эта гаплогруппа связана с арабскими родами, появившимися здесь во времена арабо-хазарских войн в VII-VIII вв. н.э. через Аргунское ущелье. Отметим, что в чеченских преданиях сообщается, что Турпал-Нохчо был сыном араба Али и местной галгаевской девушки [16, с. 138-139]. Акокия к западу от Терека. Версия о миграции аккинцев с левобережья Терека получила бы дополнительное подтверждение, если бы в каком-нибудь средневековом источнике на этой территории упоминалась бы область, носящая название Акка. И в этой связи интересно отметить, что в одном из актов Константинопольской патриархии, датированном 1364 г., среди владений аланского митрополита Симеона, перечислены и земли «около Алании, Кавказии и Ахохии» [60, с. 80; 61, с. 443]. Ахохия упоминается в одном ряду с Аланией и Кавкасией. По мнениюосетинского историка Ю. Д. Дзиццойты, она располагалась в регионе Центрального Кавказа и соответствовала территории горной Осетии [62, с. 209] В. А. Кузнецов также локализует Ахохию в «горной зоне Северной Осетии», но допускает, что она могла занимать и равнину предгорной Большой Кабарды [60, с. 81]. Автор отмечает: «Нам неизвестно, где «находился центр и главный храм епископии Ахохия, но то, что она в XIV в. существовала и была подчинена аланскому митрополиту, вполне достоверно» [60, с. 82]. Другой исследователь, – С. Н. Малахов, – определяет епископальный центр Ахохии в районе Нальчика и считает, что она была образована еще в домонгольский период, ибо наиболее ранние следы христианства здесь зафиксированы в VIII-IX вв. [63, с. 52]. Как мы видим, между исследователями нет единого мнения о том, где располагалась область или страна Ахохия: одни локализуют ее в горах Осетии, другие – на равнине Большой Кабарды. Нам же ближе версия В. А. Кузнецова, потому как считаем, что страна эта находилась в предгорных районах Кабарды, а позже ее жители вынуждены были мигрировать в горные районы современной Осетии. По всей видимости, в XIV в. центр Ахохии располагался на территории Кабарды, недалеко от с. Каменномостское. Доказательство этому – обнаруживающиеся в этом районе разные христианские кресты из железа, бронзы, серебра: от крошечных до огромных, нагрудных и нательных. Среди них есть уникальные ампулы, кресты-подвески в круге, кресты с двойным изображением святых на концах, подвески с пунсонным изображением креста и т. д. Возможно, что епископия Ахохия занимала равнину предгорной Большой Кабарды и на ее территории располагались могильники Каменномостский и Жанхотеко [60, с. 82]. Здесь отметим, что Акка в верховьях Гехи также считалась одним из христианских центров вайнахов в Позднем Средневековье и называлась Керестан Аккха – «Христианская Акка» [64, с. 264]. Примечательно, что в представлении чеченцев нарты были «керестан-исполины», то есть христианским народом [39, с. 109]. В этническом плане И. М. Чеченов упомянутые христианские кладбища, следовательно, и жителей Ахохии, связывает с балкаро-карачаевцами [65, с. 94]. С. Н. Малахов считает, что греческое Ахохия происходит от абазино-абхазского этнонима, обозначавшего предков кабардинцев, расселявшихся с XIV в. по территории исторической Алании и выдвигает версию, согласно которому в основе этого термина лежит старинный абазино-абхазский этноним arbxъауа // агвхаува, образовавший адыгов и кабардинцев [66, с. 83-84]. На наш взгляд, нет оснований полагать, что раз епископия Ахохии появилась в VIII-XIV в., то и гипотетический народ ахохи и сама область Ахохия появились также в этот же период. По нашему мнению, жителями Ахохи были коренное население этих мест дзурдзуки, большей частью предки аккинцев. Ю. Д. Дзиццойты считает, что в основе термина Ахохия стоит осетинское слово хох – «гора», и связывает его с названием страны Ахохайы хох из осетинских сказаний. Автор видит этимологическую связь присутствующего в названии Ахохия анлаутного а- спраиранским префиксом ā-, в числе значений которого есть и значение предлога “на”. Общее значение топонима А-хох автором определяется как «Нагорный»[62, с. 210]. На наш взгляд, это банальное созвучие осетинского апеллятива с дзурдзукским онимом Ахохай, вследствие аферезы начального гласного. При этом старая форма Ахохай сохранилась в осетинских сказаниях. Такое явление свойственно осетинскому языку. Например, Xsærtæg // Æxsærtæg – осетинский вариант названия орхустойцев [40, с. 229]. В качестве примера также укажем на три села в Ингушетии, с названием Ачалуки, что с тюркского переводится как «горько-соленая вода» [67, с. 5; 68, с. 234]. К западу от них находится четвертое поселение со схожим наименованием – это осетинское с. Цалык. В осетинском названии, по нашему мнению, начальный гласный а- отпал. То есть Цалык – это искаженное тюрк. Ачалыкъ // Ачалукъ. Примечательно, что когда в 1944 г. осетины заселили ингушские Ачалуки, то одно из этих сел было переименовано в Ацалык [68, с. 234], т.е. сохраняя начальный гласный. Возможно, вся эта местность носила название Ачалук и села, основанные здесь осетинами и ингушами, получили от нее свои наименования. Сам термин Ахохия мы связываем с названием вайнахского субэтноса аьккхий, которое, по нашему мнению, происходит от формы Акхокха(й), возникший вследствие удвоения более древней формы акхо // акху (акхо à акхо+акхо à акхокхо). Такое явление свойственно некоторым древним языкам и многие древние названия образованным таким способом [69, с. 59-63; 70, с. 62]. В дальнейшем, в результате перемещения ударения на первый слог, произошла редукция конечного краткого гласного -о, вследствие чего он перешел в краткий редуцированный а: акхокхо à акхокха. Во множественном числе это название звучало как акхокхай – «акоки // ахохи». Последовавшее за этими процессами стяжение аффрикатов кх и воздействие аффикса мн.ч. -и (краткого гласного) на гласные первого и второго слогов (сингармонизм), привело к появлению современной формы этого обозначения – акхокхай àаккхай àаьккхий. Такая этимология подтверждается и названием страны Ахохайы хох из Нартовского эпоса осетин, на которую осетиские герои совершают набеги [62, с. 209]. Ахохайы хох мы переводим как «гора (или горный хребет) народа ахохай» или «Ахохские горы». Конечный -ы в осетинском языке – аффикс род. п., а ахохай – это вайн. акхокхай – «акоки, аккинцы». Возможно, об этой области говорится в предании о разрушении Нашхи пришедшими из Акки нарт-орстхоевцами [33]. Ю. Д. Дзиццойты, как мы уже отмечали выше, считает, что название страны Ахохии связано с осетинским словом хох – «гора», а ее население, следовательно, и население «Ахохайы хох», было осетинским в этническом плане. В связи с этим возникают резонные вопросы: зачем осетинским героям нападать на Ахохию, если там обитали сами осетины, и зачем называть горную страну Ахохайы хох, если само это название означает «Нагорье»? На наш взгляд, в сказании речь идет о нападении пришлых ираноязычных племен на аборигенное население этой области – ахохов, во время миграции предков осетин в горы Центрального Кавказа (подобно тому, как в предании о Таге и Курте, герои нападали на аборигенное ингушское население). Судя по сведениям, приводимым Вахушти Багратиони при описании Осетии в первой трети XVIII в., Боковой хребет от Казбека до границ Дигории называется «Хохским Кавказом» [57, с. 143-148]. По мнению В. И. Абаева, так Вахушти обозначает Кавказский хребет, расположенный между горой Казбек и Касарской тесниной в нынешнем Алагирском районе Северной Осетии [40, с. 223]. Ю. Д. Дзиццойты уточняет, что у Вахушти речь идет о Боковом хребте, который тянется от горы Казбек к Касарской теснине несколько севернее Главного Кавказского хребта. Основными вершинами этой части Бокового хребта являются Казбек (Sæna), Джимара (Ǯimara), Тепли (T’epli) и Цмиагком (Cymiagkomy xox) [62, с. 210-211]. Случайно ли, что в осетинских преданиях упоминаются «Ахохские горы», а Вахушти называет Хохи Боковой хребет от Дарьяльского ущелья до границ Дигории? Вместе с тем, согласно письменным источникам и этнографическому материалу, предки части ингушей до начала ХVIII в. жили в Куртатинском и Даргавсском ущельях, откуда под натиском кабардинцев и осетин вынуждены были постепенно переместиться к р. Терек [2, с. 143; 51, с. 237; 46, с. 117-118; 54, с. 75]. На этой же территории встречается большое количество топонимических названий, в основе которых стоит корень цIа, цIи, цIу (имя культа огня) в том числе и в названии горы Казбек – Сана [46, с.121, 157-158]. Иными словами, царциаты и нарты, а также ингуши и нарт-орхустойцы в осетинских и ингушских преданиях указываются на одной и той же территории – в Хохских горах. В дополнение к этому отметим сведения о миграции аккинцев с левобережья Терека на восток через Дарьяльское ущелье. Возможно, ахохи были потомками тех дзурдзуков, которые не покинули территории к западу от Терека после нашествия скифов в VIII-VII вв. до н.э. и попали в зависимость от скифских царей, согласно Л. Мровели [56, с. 25]. Видимо, поэтому епископии Ахохии и Кавкасии подчинялись Аланскому митрополиту и Аланской епархии, находившейся, возможно, в верховьях р. Кубань. В дальнейшем также происходили нашествия кочевников, в связи с чем дзурдзукам часто приходилось менять места своего обитания и даже переселяться в горные районы. Но как только появлялась возможность вернуться на плоскость, они вновь основывали здесь свои поселения. Возможно, возникновение Ахохии было связано с последней волной переселения дзурдзуков-ахохов в предгорные равнины Центрального Кавказа. В связи с этимологией названия Ахохия, сделанной Ю. Д. Дзиццойты, встает вопрос: если горы эти осетины назвали от слова хох – «гора», то по какой причине на территории современной Дигории они не назывались Хохскими? Мы это объясняем тем, что здесь дзурдзуки-ахохи граничили с дигорцами. Языковые схождения в дигорском диалекте осетинского языка и вайнахских языках, выявленные проф. В. И. Абаевым, указывают на то, что в Алагирском ущелье, граничащем с Дигорией на западе, в прошлом обитали нахоязычные племена. Автор объясняет это тем, что иранская иммиграция в Центральный Кавказ, положившая начало оформлению осетинского племени, шла, возможно, двумя последовательными волнами; первой – «дигорской» и второй – «иронской. Последние вклинились между вайнахами и дигорцами [71, с.115]. То есть дигорцы и ахохи покинули плоскость и мигрировали в горные районы примерно в одно и тот же время: первые заняли ущелье р. Урух; ахохи – Ардонское ущелье и постепенно продвигаясь на восток, обосновались в Куртатинском, Санибанском, Дарьяльском ущельях, где проживали родственные им другие дзурдзукские племена. Позже сюда мигрировали иронцы, которые вклинились между дигорцами и ахохами, оттеснив последних на восток. В течении XV –XVIII вв. большая часть ахохов растворилось в осетинской и кабардинской среде, или под их натиском мигрировало на восток, в Дарьяльское, Джейрахское ущелья. Занявшие территорию горной Ахохии осетины, продолжали называть эти горы «Хохскими», то есть Ахохскими. Исходя из всего вышесказанного, мы приходим к выводу, что на всей территории от Казбека до Дигории проживали дзурдзуки, основной частью которых были ахохи. В конечном итоге часть их в конце XVI в. оказалась в Аухе, где стала известна под названием ококи, акочане и т.д. Здесь следует отметить, что некоторыми чеченскими исследователями высказывается мнение, согласно которому, аккинцы являются потомками коренного населения с самоназванием Iавхой [1, с. 115; 72, с. 223]. Мнение это, в том числе, основано на предании о «передаче чеченцами земель по ту сторону Аксая кумыкам, пришедшим судьями по приглашению» [16, с. 137]. Г. К. Властов считает, что этот рассказ «выдуман народной гордостью» вследствие земельных споров с кумыками и, что чеченцы поселились на эти земли на правах арендаторов [73, с. 15-16]. Относительно происхождения топонима Аух среди исследователей нет единого мнения. Почти все названия старинных ауховских сел образованы с прибавлением к ним термина Аух, что, по мнению И. М. Сигаури, свидетельствует о нахском происхождении термина [72, с. 223]. Однако, возможно, это связано с тем, что аккинцы заняли территорию носившее название Аух, которое мы сопоставляем с именем скифского племени авхаты [74, с.76]. Возможно, с этим термином связано наименование одного из гуннских племен Северного Кавказа - авгар [75, с. 93]. По всей видимости, аккинцы в XVI вв. заняли пустующие территории, где когда-то проживали авхаты. Поэтому аккинцы прибавляли к названиям своих поселений термин Аух, в то же время, не называя себя этим именем. Но так их называли кумыки (от которых это название заимствовали русские) [8, с. 76 (4)] и, возможно, ингуши [22, с. 45]. При этом нет никаких данных, что горных аккинцев кумыки, равно как и нахские народы, называли или называют аух(ар)ами. Данный факт свидетельствует о том, что название это за аккинцами закрепилось после того, как они заняли территорию Ауха, исторического проживания авгаров // авхатов (конеч. -т // -р – аффкисы мн. ч., которые присутствуют в нахо-дагестанских языках [76, с. 511; 77, с. 45-46]). Поэтому, не отрицая нахского присутствия в этом районе до XVI в., мы считаем, что конкретно вайнахское общество, которое в русских источниках XVI-XVII вв. обозначалось как акочане (ококи, акозы и т.д.) мигрировали с левобережья Терека – из страны Ахохии. Если же согласиться с мнением, что название Аух (Iаух) связано именно с аккинцами, то мы допускаем, что оно восходит к их самоназванию – аьккхий и появилось вследствие диерезы аффрикаты кх и деаффрикатизации второй аффрикаты: Акхукх à Ахух à Аух. Кавкасия. В источнике вместе с Ахохией упоминаются страны Алания и Кавкасия. Внимание привлекает название последней. В. А. Кузнецов считает, что оно содержит в себе конкретно-географическую информацию о Кавказских горах [60, с. 82]. Но здесь возникает вопрос: почему именно этот район Кавказских гор получил такое название, если все горы называются Кавказскими? По какой причине одну из областей в горах Кавказа назвали Кавкасией, а другие не были так названы? На наш взгляд, в основе этого названия лежит не географическое название, а этническое (от которого происходит и географическое название). По нашему мнению, страна Кавкасия получила свое название от термина кавкасианы, которым грузины обозначали предков нахских народов. О том, что такой народ существовал в древности мы узнаем из труда римского географа Помпоний Мела (лат. Pomponius Mela) «Описательная география [78, с. 896-897]. Примечательно, что согласно ингушскому преданию, Галга (ингуш) и Габертэ (кабардинец) являются сыновьями этнарха ингушей Га [50, с. 30]. Возможно, использование эпонима Габертэ является анахронизмом, так как территорию Кавкасии и Ахохии заняли кабардинцы. Иными словами, Габертэ здесь представляет докабардинское вайнахское население Кабарды. Касательно локализации Кавкасии, В. А. Кузнецовпришел к заключению, что наиболее возможный вариант – отождествление Кавказской епископии с Верхним Чегемом в Балкарии, ибо здесь наблюдается концентрация христианских древностей [60, с. 82]. Здесь находится древний некрополь, по мнению археологов, погребения появились в XIII-XVIII вв. До наших дней сохранилось 8 могил разной формы. Возможно, Ахохия в древности была одной из областей Кавкасии, которая позже выделилась из нее, вследствие чего для нее было сделано отдельное епископство. Известно, что всю страну от Терека до пределов Кавказских гор Л. Мровели называет Кавкасией. Поэтому, есть основания считать, что народ кавкасы здесь появился до учреждения епископства в XIII в. Косвенным подтверждением такой версии является более позднее упоминание Ахохии в источниках относительно Кавкасии. Первое упоминание об Ахохии относится к 1364 г., а первое упоминание Кавкасии появляется почти столетием ранее [60, с. 80, 82]. В то время как ахохи под натиском кабардинцев и ираноязычных племен мигрировали в Ардонское ущелье, часть жителей Кавкасии, видимо, мигрировало в Чегемское ущелье. Здесь отметим, что в русских статейных списках XVI-XVII вв. встречается название калкасские кабаки, то есть галгайские поселения [3, с. 62]. По нашему мнению, названия Калкасия (Калкания) и Кавкасия одного корня. Шемский круг и местность Цейчу. Мнение о возможном переселении аккинцев в верховья Гехи из западных районов в Кавказоведении неново [2, c. 143]. Особое внимание привлекают сведения из народного предания о том, что аккинцы вышли изместности или страны Шами» [2, с. 143]. Считается, что здесь речь идет о Сирии, которая у вайнахов называется Шаьма // Шема. Однако мы вполне допускаем, что в данном случае произошла путаница по причине созвучия, а на самом деле здесь речь идет о местности в Дарьяльском ущелье, где сегодня находится селение Чми. Примечательно, что в конце XVIII в. Иоганн Готлиб Георги в этом районе упоминает кистинский «Шемский округ» [79, с. 177]. Более того, к югу от Шемского округа находится гора Казбек (инг. Башлам-корта), которая упоминается в аккинском предании и называется у осетин Сæна (сравн. саны // цанары). Иоганн Готлиб называет кистами жителей Ватского (т.е. Феппии), Ангушского (Ангушт) и Шемского (т.е. Чимского) округов. Это сообщение тем более интересно, что у некоторых других авторов этот округ назван осетинским [80, с. 249]. По всей видимости, население его в конце XVIII в. было смешанным вайнахо-осетинским. По нашему мнению, здесь первоначально обосновались дзурдзуки, мигрировавшие из Алагирского и Куртатинского ущелий и в значительной степени ассимилировавшиеся с пришлым осетинским населением. Возможно, переселенцы были из района современного с. Цмити или Цимити (ирон. Цымыти; диг. Цумæти). Селение это расположено в верховьях Куртатинского ущелья, на левом берегу р. Фиагдон. Интересно, что склон горы, на котором расположено селение, называется Кариу-Хох. Мы склонны считать, что оно одного корня с названием горного хребта Кори-лам (инг. Куори-лоам) в верховьях р. Фортанги (названия рек Фортанга и Фиагдон, возможно, также одного корня). В этой связи отметим, что, согласно ингушскому преданию, этнарх орстхоевцев «Арштхо поселился в Датихском ущелье Галгаевского общества по течению реки Ассы, возле Квири-лам (Сокол-гора)» [11, с. 67]. В современных чеч. и инг. языках «сокол» – куьйра // кер. Поэтому мы сопоставляем название Корилам с Кариу-Хох и этимологизируем как «Соколиная гора». Л. П. Семенов пишет, что в«селениях Цимити и Далакау встречаются памятники, напоминающие ингушские столпообразные святилища»[29, с. 22]. Согласно преданиям, селение было основано в начале XIV в. – время прихода в этот район ираноязычных предков осетин. Его основателем принято считать человека по имени Цымыти. Однако, мы считаем, что пришлые осетины заняли поселение с таким названием, а в предании делается попытка объяснить происхождение местного топонима при помощи осетинского языка. Постепенно перемещаясь на востоке, в начале XVIII в. дзурдзуки обосновываются в Дарьяльском ущелье. Позже сюда мигрируют и осетины, а «вся узкая долина от Балты до Ларса стала называться Шимит». В ней находились «селения – Балта, Шим (Чим или Цмикау), также Улаг или Даллагкау и Ларе» [81, с. 224-225]. Вайнахо-осетинские жители Шема называли себя цум(ит)ы // шемиты. Отметим, что название одной из вершин Бокового хребта к западу от Казбека было Цмиагком (осет. Цымиагкомы хох) [62, с. 210]. В основе названия лежит, по нашему мнению, осетинское цымиаг // цумиаг – «цимиец // цумиец», а все название переводится как «гора ущелья цимов // цумов». И. Ф. Бларамберг упоминает племя чимети вместе с племенем куртати [80, с. 249]. Окончания -ти, здесь возможно, являются аффиксами мн.ч. Главное поселение этого округа называлось «Шем // Чим» (из более древн. Цум), которое находилось на месте современного Чми. К западу от него расположено с. Саниба (Старая Саниба), название которого исследователи возводят к грузинскому Самеба – «Троица». Здесь отметим, что название храма Тхаба-Ерды в Ассиноском ущелье Ингушетии, некоторыми исследователями также этимологизируется из грузинского языка [82, с. 23-24; 83, с. 129]. Но с нахского это название этимологизируется как «святилище ока Тха», что, на наш взгляд, выглядит более логично. Возможно, подобным же образом было образовано название Саниба, но в основе его стоит имя другого древнего нахо-дагестанского культа (огня и домашнего очага) ЦIоба // ЦIув и происходит от нахск. ЦIанибIа, где ЦIани – одна из форм род. п. ед. ч. имени ЦIув. Сравните с его дериватами цIена // цIани – «чистый, священный» [84, с. 472], цайнисаг – «жрец» [85, с. 120]. Вторую часть мы связываем с нахск. бIа – «око» [84, с. 75]. Следовательно, Саниба (ЦIанибIа) этимологизируется как «око Цу». Селение расположено в юго-западной части Пригородного района, по обоим берегам Кауридона. Название реки, по нашему мнению, одного корня с названием горного хребта Корилам, о котором мы писали выше. Дифтонг уо в нахских языках исторически является дальнейшей трансформацией дифтонга ау. В бацбийской языке до сих пор вместо уо в вайнахских языках употребляется ау. Например, сравните чечено-ингушское бацуо // боацуо [84, с. 49], и бацбийское бацав – «бацбиец». Название реки мы этимологизируем как «река соколов». Примечательно, что р. Кауридон сходит с ледника Колка (осет. Хъолхъа), чье название мы связываем с эндоэтнонимом ингушей гIалгIа(й). В осетинском языке до сих пор сохраняется это древнее название в форме хъулгъа [86, с. 195; 87, с. 667, 800]. Сравните с калки // колканы - обозначение ингушей в русских статейных списках XVI-XVII вв. [3, с. 62, 66]. Еще в 1930-х гг. одна из вершин Казбекского массива носила имя Колкай-Хох (осет. Хъолхъай-хох) [88, с. 38], что с осетинского языка переводится как «гора галгаев». Иными словами, топонимия Казбекского массива, являющегося частью Ахохских гор, говорит о пребывании здесь когда-то галгаевских племен. Поэтому не удивительно, что в ингушском предании аккинцы (которые, возможно, из этого района мигрировали на восток), называются галгаями [11, с. 64]. Таким образом, часть чим(ит)ов, имевшие вайнахское происхождение, из Куртатинского ущелья мигрировали в Санибанское и Дарьяльское ущелья, где основали одноименный округ Шем // Чим. Из этих районов, возможно, происходила часть ауховских аккинцев. А когда они приняли ислам, то Шемский округ в районе горы Казбек у них стала ассоциироваться с Сирией (вайн. Шаьма // Шема). В основе осетинского Цымыти, по нашему мнению, лежит племенное название цовы // цоны (сравн. с диг. Цумæти), а конечное -ти является осетинским аффиксом мн. ч. Следовательно, цымыти // цумæти означает «цумы», то есть «цова // цоны». Здесь уместно вспомнить, что гора Казбек у осетин называется Сæна. Возможно, Цымыти в древности основано цовцами. По мнению Е. Г. Пчелиной, предки тушин занимали те места, где теперь живут ироны-хусары [51, с. 237]. Также мы допускаем, что термин Цымыти (Цумæти) происходит от вайнахского названия этой территории ЦIуматIе // ШематIе, где первую часть связывается с названием культа ЦIоба // ЦIув (или с производными от него словом цIен – «чистый, священный»). Конечное -ти – нахский топоформат, который присутствует во многих нахских названиях местностей и поселений (Сурхо-хитIе – с. Сурхахи в Назрановском районе Ингушетии; Мухьмад-ХитIе – с. Вознесеновское в Малгобекском районе Ингушетии и т.д.). В этом случае, Цымыти происходит от нахского ЦоватIе и означает «местность, где поклоняются культу Цу», или же просто «священное место» (сравн. с Цовата – местность в Тушетии, где обитали цовцы). Также интерес представляет название с. Дзуарикау, который находится к востоку от Даллакау, где, возможно, проживали предки ингушской фамилии Дзауровых. Часть их, согласно преданию, в Позднем Средневековье переселилась в Грузию: «Бацай - это ингуши, фаппий. В нашей стране было малоземелье и засуха, и часть фаппий ушли в Грузию. Прежде они жили в селении Эрзи. Среди этих переселенцев было много из фамилии Дзауровых» [2, с. 153]. Таким образом, цимиты или шимиты изначально были дзурдзуками-цовами, которые с древних времен обитали в Куртатинском ущелье. Под натиском кабардинцев и осетин они мигрировала на восток, и обосновались в Дарьяльском ущелье. В дальнейшем к цимитам подселялись осетинские переселенцы, вследствие чего они стали относится к тагаурцам. В связи с аккинцами особый интерес представляет имя орстхоевского тейпа ЦIиечой. По нашему мнению, ЦIие означает «священный» или «принадлежащий ЦIу. Дифтонг ие в нахских языках в значительной части является дальнейшим развитием дифтонга ай // эй [89, с. 256-270]. Поэтому мы считаем, что ЦIие происходит от более древней формы ЦIей – «священный» Сравните с инг. цIей – «праздник» (т.е. священный) [84, с. 471], а также с названием горы ЦIечу-ЛоамтIа в Ассиновском ущелье, на севере с. Хамхи, которое А. С. Сулейманов этимологизирует как «Цая горе на» [1, с. 46]. Возможно, цIиечой // цIейчой себя называли ахохи, жившие в местности ЦIейчу // ЦIейчахье, где конечная частица -чу // -чахье означает«вместилище». Следовательно, название ЦIейчу // ЦIейчахье означает «священное вместилище». Также мы допускаем, что оно этимологизируется как «центр культа Цу». Примечательно, что к западу от Цимити (в Алагирском ущелье) находится «Цейский хребет» и «Цейское ущелье» (осет. Цъæй). По нашему мнению, здесь и обитали аккинцы-цечоевцы. Также отметим, что в горах Ингушетии, к юго-западу от Цеча-Ахки находится хребет и гора Цейлом. Таким образом, мы приходим к выводу, что предки тейпа Цечой были дзурдзукским племенем, которое в Средневековье обитало в горах Ахохии, районе современного Цейского заповедника в Алагирском ущелье. Здесь находился ЦIейчу – центр главного культа дзурдзуков ЦIув. Заключение. XIV в. дзурдзуки-ахохи обитали в плостных районах Кабарды и Алагирском ущелье Осетии. Возможно, до миграции дигорцев, ахохи занимали также ущелье по реке Урух в западной части Осетии. В Алагирском ущелье находилась область ахохов ЦIейчу // ЦIейчахье. Территории к югу и востоку, в том числе и Цумати (Цовату), занимали мецхальские дзурдзуки. Под натиском кабардинцев и осетин-иронцев дзурдзуки в XIV-XVI покидают Алагирское и Куратинское ущелья и перебираются в Санибанское ущелье. А в конце XVIII в. они мигрируют в Дарьяльское и Джейрахское ущелья, оттеснив живших здесь родственных кистов. В Дарьяльском ущелье переселенцы основывают Шемское общество (Цум), а в Джейрахском ущелье – Джейраховское общество. О пребывании аккинцев в Джейрахском ущелье, возможно, свидетельствует информация, что «жители с. Фалхан (правобережье Армхи) считают себя по происхождению аккинцами» [2, с. 143]. Также отметим, что в Джейрахском ущелье есть местность, называемая ЦIиечахье. Некоторыми исследователями название связывается с инг. ЦIечахье – «Солнечный склон горы». [90, с. 17]. Однако вполне возможно, что оно связано с поселившимися здесь ахохами из Цейского ущелья, которые свое новое место обитание назвали в честь покинутой ими родины в Алагирском ущелье – ЦIиечахье. Основав свои колонии в Джейрахском ущелье, большая часть ахохов переселяется в предгорные районы. Как пишет Н. Семенов, в XVI в. аккинцы двинулись с гор на плоскость и «поселились на том месте, где теперь обитает Назрановское общество, здесь оказалось мало места для всех переселенцев, поэтому большая часть их пошла через Малую Чечню на восток» [91, с. VII]. По всей видимости, здесь имеются в виду горы в Дарьяльском и Джейрахском ущельях. Сведения, приводимые Н.Семеновым, возможно, находят подтверждение в работе Н. Г. Волковой, которая пишет: «Не исключено, что и до 70-х годов XVIII в. карабулаки выходили с гор и занимали близлежащие территории по равнине. Видимо, с этим моментом связаны вайнахские предания о том, что часть равнины (например, вокруг с. Плиево) была занята орстхойцами. Им приписываются сохранившиеся здесь древние кладбиша» [2, с. 163, прим. 137]. В свою очередь, данные из работ Н. Семенова и Н. Г. Волковой согласуются с информацией из ингушского илли (героико-эпические песни чеченцев и ингушей) «Махкинан», в котором сообщается, что до нашествия кабардинцев и ногайцев, галгаи жили вплоть до Ачалукинских гор [92, с. 2]. Примечательно, что илли записан в Джейрахском ущелье и под «галгаями» имелись в виду, в том числе, жители этого ущелья. Сказанное выше подтверждается ингушским преданием, которое также записано в Джейрахском ущелье Б. К. Далгатом. В нем в частности говорится: «Галгайцы были первыми поселенцами гор. Размножившись, вследствие недостатка земли они переселись частью в Акки» [11, с. 64]. Иными словами, галгайцы-аккинцы переселились в Акку из гор Галгаи (видимо, из Джейрахского и Дарьяльского ущелий). В предании далее говорится, что из Акки часть аккинцев переселилась на восток: «(…)им вскоре и там стало тесно, и часть их выселилась в Чечню на плоскость; там они присоединились к настоящим чеченцам, но последние их выделают и теперь…, называя их не нахчой, а аккой» [11, с. 64]. Иными словами, для чеченцев аккинцы были хоть и родственным, но враждебным племенем, о чем свидетельствуют, в том числе сведения, приводимые У. Лаудаев [8, с.80]. В предании записанной Н. Г. Волковой в 1971 г. среди ауховцев также говорится о передвижении аккинцев с запада на восток с территории Галгаи: «Нападения калмыков заставили аккинцев уйти из ГIула (ср. правый приток р. Ассы – Гулойхи) и поселиться на р. Мичик, но когда вновь на них напали калмыки (гIалмакхой), то аккинцы переселились в горы к р. Ямансу, где и образовали свои поселения» [2, с. 143]. Здесь, по нашему мнению, народная память ногайцев заменяет на пришедших позже калмыков. Миграция аккинцев в район р. Мичиг и верховья Ямансу происходида в XVI в., когда предгорные равнины Ингушетии и Чечни контролировали в числе других ногайцы, но не калмыки. Впрочем, информация о нападении ногайцев (а тем более калмыков) на аккинцев в районе р. Гулойхи не находит подтвреждения из других источников. К тому же, чтоб добраться до ГIула им пришлось бы сперва завоевывать находившийся на пути следования племенной союз Кекелли. Но опять-таки, таких сведений у нас нет. Зато подвергаться нападению со стороны ногайцев аккинцы могли на плоскости, где согласно сведениям, приводимым Н. Семеновым, они обосновались до миграции в район р. Мичиг. Поэтому, мы считаем, что здесь произошло смешение двух разных преданий, касающихся двух волн миграции орстхоевцев: аккинской и мецхальской. Возможно, часть предания о поселении в ГIула связана с мецхальской составляющей ауховцев. Отметим, что в составе ауховцев есть тейп ГIулой. Сам рассказчик был жителем с. Бони-юрт (совр. Бонайюрт) [2, с. 143]. В селе проживают, в том числе представители тейпа Боной (Буной // Бунхой), которые, возможно, происходят из с. Бейни в Джейрахском ущелье [22, с. 42]. Кстати, в нескольких км. к востоку от Бейни находится аул Мецхал. Также сравн. с названием с. Бончи, в верховьях Гехи. Назрановское общество, когда писал Н. Семенов, населяло территорию современного Пригородного и Назрановского районов, центральную части Сунженского района и западную часть Малгобекского района. Где именно поселились аккинцы определить трудно. Но раз в предании говорится, что переселенцам не хватало земли, то, возможно, ближе к горам, т. к. в Назрановской долине поселенцы вряд ли испытывали бы недостатка в земле. Видимо, аккинцы (ахохи) покинули эти места вследствие нападений ногайцев и кабардинцев (о которых говорится в ингушском илли) и переселились в верховьях Гехи, потеснив обитавших здесь галаевцев и нашхоевцев. На новом месте аккинцы основывают Акку. Часть аккинцев переселяется в верховья Фортанги и основывает Цеча-Ахки. Другая часть во второй половине XVI в. мигрирует в низовье Аргуна и район р. Мичиг, вследствие чего появляются на исторической арене, под названием ококи (акочане, акозы и т.д.). Возможно, в этот период аккинцы находились под управлением Ушаром-мурзы. В конце XVI в. аккинцы мигрируют далее на восток и основывают свои поселения в Аухе. Одним из них было село Кешен-Аул (или Кешен-Аух), основанный цечоевцами. Сегодня это с. Чапаево в Новолакском районе Дагестана. Таким образом, мы приходим к выводу, что Ахохия была дзурдзукской областью в плоскостных и горных районах современных Кабарды и Осетии, откуда на территорию современных Ингушетии, Чечни и Дагестана мигрировали аккинцы.
Библиография
1. Сулейманов А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии: в 4-х частях (1976-1985 гг.) / Ред. А. Х. Шайхиев. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1978. Т. 2. 289 с.
2. Волкова Н. Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XX века / Ответ. ред. В. К. Гарданов. АН СССР. Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1974. 276 с. 3. Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией: вторая половина XVI – 30-е годы XVII в. / АН СССР. Ин-т истории. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 371 с. 4. Сулейманов А. С. Топонимия Чечни. 2-е переиздание (измененное, включает 4 части) / Ред. Т. И. Бураева. Грозный: ГУП Книжное издательство, 2006. С. 712. 5. Линевич И. П. Карта горских народов, подвластных Шамилю (с приложениями) // Сборник сведений о Кавказских горцах. Выпуск VI. Ч. 1. Отд. 2. Тифлис: Тип. Гл. упр. наместника Кавказского, 1872. С. 1-4 (+4 б.п.) 6. Ракович Д. В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819–1846. / Под ред. г.-м. Потто. Тифлис: Тип. Канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1900. 494 с. 7. Липец Р. С. Этническая история и фольклор [Сборник статей] / АН СССР, Ин-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая / Отв. ред. Р.С. Липец. Москва: Наука, 1977. 259 с. 8. Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис: Тип. Главного управления Наместника Кавказского, 1872. Вып. 6. С. 74-105. 9. Козлов В. А. Бенвенути Ф.. Вайнахи и имперская власть: проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР: начало XIX – середина ХХ в. Москва: РОССПЕН. Фонд Президентский центр Б. Н. Ельцина, 2011. 1094 с. 10. Земледелие у чеченцев // Сборник сведений о Терской области. / Терск. обл. Стат. ком. / Под ред. Н. Благовещенского. Владикавказ: Тип. Терского областного управления, 1878. Вып. 1. Отд. II. С. 267-270. 11. Далгат Б. К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. Исследование и материалы 1892–1894 гг. Москва: Институт мировой литературы имени А. М. Горького РАН, 2008. 380 с. 12. Волкова Н. Г. Бацбийцы Грузии. Советская этнография. № 2. 84-89. 13. Гаджиев З. «Аккинский» капкан для трех республик // Новое дело. 21 июля 2017. № 28(1324). Электронный ресурс: https://ndelo.ru/detail/akkinskij-kapkan 14. Ахмадов Ш. Б. Чечня и Ингушетия в XVIII – начале XIX века (Очерки истории социально-экономического развития и общественно-политического устройства Чечни и Ингушетии в XVIII – начале XIX века). Элиста: Джангар, 2002. 528 с. 15. Сотавов Н. А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в.: От Константиноп. договора до Кючук-Кайнарджийс. мира, 1700-1774 гг. / Даг. гос. ун-т им. В. И. Ленина. М.: Наука, 1991. 224 с. 16. Берже А. П. Чечня и чеченцы // Кавказский календарь на 1860 г. Тифлис: Типография Управления Наместника кавказского, 1859. Отд. IV. С. 1-141. 17. Максимов Е. Чеченцы: историко-экономический очерк // ТС. Владикавказ: Тип. Терского областного правления, 1893. Вып.З, Кн. 2. Отд. 1. С. 1-100. 18. Бызов Индарби. Аккинцы (исторический очерк нахско-кавказского общества «Ауховский этнос») // ИА Чеченинфо 09.03.2020 Электронный ресурс: https://grozniy.bezformata.com/listnews/auhovtci-istoricheskij-ocherk-nahsko/82138406/ 19. Головинский П. И. Чеченцы / Из записок П. И. Головинского // Сборник сведений о Терской области. / Терск. обл. Стат. ком. / Под ред. Н. Благовещенского. – Владикавказ: Тип. Терского областного управления, 1878. Вып. 1. Отд. II. С. 241-261. 387 с. 20. ЦГА ДАССР (Центральный государственный архив ДАССР). Ф. 379. On. 1. Д. 523. 21. Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. / Императорская академия наук. Непременный секретарь академик К. Веселовский. Санкт-Петербург: Типография Императорской академии наук, 1869. Ч. 2. 602 с. 22. Сагов Р. З. Этнолокальные группы (общества) ингушей // Вестник Ингушского научно-исследовательского института гуманитарных наук им. Ч.Э. Ахриева. 2015. № 2. С. 39-47. 23. Буцковский А.М. Выдержки из описания Кавказской губернии и соседних горских областей. 1812 г. // ИГЭД. М.: ИВЛ, 1958. С. 243-246. 24. Чеченский ДНК-проект [Электронный ресурс] https://www.familytreedna.com/public/Chechen-Noahcho?iframe=yresults (дата обращения: 5.3.2024) 25. Натаев С. А. Проблема этнотерриториальной структуры Чечни в XVIII–XIX вв. в исторической литературе // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки . Вып. № 11. Ч.1, 2015. С. 221-225. 26. Чокаев К. З. Наш язык – наша история (на чеч. яз.). Грозный: Книга, 1991. 192 с. 27. Тменов В. Х. Несколько страниц из этнической истории осетин // Проблемы этнографии осетин / Отв. ред. В. X. Тменов. Орджоникидзе: Ир, 1989. 207 с. 28. Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925–1927 годах. Владикавказ: [Б.и.], 1928. 32 с. 29. Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925–1932 годах. Грозный: Чечено-Ингуш. кн. изд-во, 1963. 160 с. 30. Кобычев В. П. Расселение чеченцев и ингушей в свете этногенетических преданий и памятников их материальной культуры // Этнограическая история. Москва: [б.и.], 1977. – С. 165-184. 31. Алборов Б. А. Некоторые вопросы осетинской филологии. Орджоникидзе: ИР, 1979. 315 с. 32. Ильясов Л. М. Петроглифы Чечни. Грозный: ЧГУ, 2014. 336 с. 33. Знакомимся с горами Аькха (Акка) в Галан-Чоже Чечни // Город Грозный. Электронный ресурс: http://www.groznycity.ru/forum/viewtopic.php?f=3&t=1612 34. Виноградов В. Б., Умаров С. Ц. О некоторых ранних вайнахских этнонимах // Чистов К. В., Итс Р. Ф. Историческая этнография. Межвузовский сборник. Проблемы археологии и этнографии. Вып. 3. Ленинград: ЛГУ, 1985. 158 с. 35. Мальсагов А. О. Нарт-орстхойский эпос вайнахов. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1970. 178 с. 36. Кузнецов В. А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. Орджоникидзе: Ир, 1980. 134 с. 37. Далгат У. Б. Эпический историзм в развитии. Фольклор. Проблемы историзма / Отв. ред. В. М. Гацак. Москва: Наука, 1988. 296 с. 38. Кобычев В. П. Историческая интерпретация этногенетических преданий ингушей // Вопросы историко-культурных связей на Северном Кавказе (Сборник научных трудов). Орджоникидзе: СОГУ, 1985. С. 20-33. 39. Далгат У. Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. Исследование и тексты / Ред. И.А, Дахкильгов. Москва: Наука, 1972. 469 с. 40. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка: в 4 т. (1958–1989). Т. 4. U-Z. Москва; Ленинград: Изд-во АН СССР: Наука, 1989. 326 с. 41. Ибрагимов М.-Р. А. Аккинцы в Дагестане (XVI–XX в.) // Историческая этнография: Памяти Р.Ф. Итса. Межвузовский сборник / Под ред. А.В. Гадло, Р.Ф. Итса. Вып. 4. / Ред. А. В. Гадло. СПб.: Изд-во СПбГУ (Изд-во С.-Петербургского университета), 1993. С. 58-68. 174 с. 42. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X–XI веков / Пер. С. Г. Микаэлян / Акад. наук АзССР. Ин-т востоковедения. Москва: Издательство восточной литературы, 1963. 265 с. 43. Дзидзоев В.Д. Скифы на Кавказе // Вестник Владикавказского научного центра. Т. 10. № 14. 2010. С. 11-16. 44. Чибиров Л. А. Нартовские сказания народов дагестана: особенности распространения и бытования // Известия СОИГСИ №44 (83) 2021. С. 5-22. DOI: 10.46698/VNC.2022.83.44.007 45. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. / Под ред. А. П. Берже. Тифлис: Тип. Главного Управления Наместника Кавказского, 1884. Т. 9. № 16. 979 с. 46. Гумба Г. Дж. Нахи: вопросы этнокультурной истории (I тысячелетие до н.э.). 2-е доп. изд. М.: Литера, 2017. 552 с. 47. Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа / АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. Москва: Наука, 1973. 208 с. 48. Дешериев Ю. Д. Бацбийский язык. Фонетика, морфология, синтаксис, лексика: моногр. / Ответ. ред. Б. А. Серебренников. ИЯ АН СССР. М.-Л.: 1-я типография изд-ва АН СССР, 1953. 384 с. 49. FamilyTreeDNA-Ингушский ДНК-проект. Электронный ресурс: https://www.familytreedna.com/public/Ingush/default.aspx?section=yresults 50. Ахриев Ч. Э. Ингуши (их предания, верования и поверья) // ССКГ. Тифлис: Типография главного управления Наместника Кавказского, 1875. С. 1-40 с. 51. Пчелина Е. Г. Краткий историко-археологический очерк страны Ирон-Хусар (Юго-Осетия) // Труды Закавказской научной ассоциации: Материалы по изучению Грузии. Юго-Осетия. – Тифлис: Закавк. ассоц. востоковедения, 1924 (1925). Серия I. Вып. 1. С. 233-251. 52. Кокиев Г. А. Склеповые сооружения горной Осетии: Историко-этнологический очерк. Владикавказ: Растдзинад, 1928. 74 с., [39] л. 53. Калоев Б. А. Осетины (историко-этнографическое исследование) / отв. Ред. В. К. Гарданов. Москва: Наука, 1967. 245 с. 54. Чурсин Г. Ф. Осетины: Этнографический очерк // Труды Закавказской научной ассоциации. Материалы по изучению Грузии. Юго-Осетия. Тифлис: Заря Востока, 1925. Серия 1. Вып. 1. С. 3-103, 132-232. 55. Дзаттиаты Р. Г. Раннесредневековый могильник в с. Едыс (Южная Осетия) // Советская археология, 1986 № 2. C. 198-209. 56. Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей: Извлеч. сведений об абхазах, народах Сев. Кавказа и Дагестана (Перевод с древнегрузинского, предисловие и комментарии Г. В. Цулая). Москва: Наука. 1979. 105 с. 57. Вахушти Царевич. География Грузии / Введение, перевод и примечания М. Г. Джанашвили // Записки Кавказского отдела ИРГО. Тифлис: Тип. К. П. Козловского, 1904. Кн. XXIV. Вып. 5. 224 с. 58. Пономарев С. В., Беднов Б. В. Тепли, Джимарай, Казбек. Москва: Физкультура и спорт, 1985. 144 с. 59. Броневский С. М. Новешие географические и исторические известия о Кавказе, собранные и пополненные Семеном Броневским: в 2-х ч. М.: Тип. С. Селивановского, 1823. Ч. 2. 491 с. 60. Кузнецов В. А. Христианство на Северном Кавказе до XV века. Владикавказ: Ир, 2002. 159 с. 61. Перфильева Л. А. Аланская епархия // Православная энциклопедия / Под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Т. I: А – Алексий Студит. Москва: Церковно-науч. центр "Православная энцикл", 2000. С. 440-444. 62. Дзиццойты Ю. Д. К исторической географии Осетии: историко-географическая область Хох // Вопросы ономастики. 2020. Т. 17, № 3. С. 209-225. DOI: 10.15826/vopr_onom.2020.17.3.040. 63. Малахов С. Н. Аланская митрополия и область Ахохия во второй половине XIV века: Новые данные к церковной географии Северного Кавказа. Институт истории и археологии Республики Северная Осетия-Алания. // Вестник СОГУ им. К.Л. Хетагурова. 2019. № 4. С. 52-59. DOI: 10.29025/1994-7720-2019-4-52-59. 64. Попов. Ив. Ичкеринцы. Исторический очерк // Сборник сведений о Терской области. / Терск. обл. Стат. ком. / Под ред. Н. Благовещенского. Владикавказ: Тип. Терского областного управления, 1878. Вып. 1. Отд. II. С. 261-266. 65. Чеченов И. М. Новые материалы и исследования по средневековой археологии Центрального Кавказа. Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 гг. / Кабардино-Балкарский НИИ истории, филологии и экономики при Совете Министров КБАССР: в 3-х томах. 1984–1987 / Под ред. Марковина, В. И. – Нальчик: Эльбрус. Т. 3. 1987. 241 с. 66. Малахов С. Н. К локализации Ахохии // ХХ Юбилейные международные Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Тезисы докладов. Железноводск, Ставрополь, 1998. С. 83-84. 67. Сулейманов А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии: в 4-х частях / Ред. А. С. Лепиев. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1980. Ч. 3. 224 с. 68. Албогачиева М. С.-Г. Демаркация границ Ингушетии // Горы и границы – СПб.: МАЭ РАН, 2015. С. 167-255. 69. Thomsen M.-L. The Sumerian Language. Copenhagen: Akademisk Forlag, 1984. 363 p. 70. Визирова Е. Ю., Канева И. Т., Козлова Н. В. Шумерский язык // Языки мира: Древние реликтовые языки Передней Азии / РАН. Институт языкознания. Ред. колл.: Н.Н. Казанский, А.А. Кибрик, Ю.Б. Коряков. М.: Academia, 2010. С. 19-95. 71. Абаев В. И. Осетино-вейнахские лексические параллели // Известия Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1959. Т. 1.Вып. 2. С. 89-119. 72. Сигаури И. М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. Т. 1. Москва: Русская жизнь, 1997. 250 с. 73. Властов Г. К. Война в большой Чечне / Ст. майора Властова. СПб.: Русский Инвалид, 1856. 60 с. 74. Артомонов М. И. Вопросы истории скифов в советской науке // ВДИ. 1947. № 3. С. 68-82. 75. Гасанов М. Р. Дагестан: перекресток цивилизаций. Махачкала: ДГПУ, 2007. 460 с. 76. Абдуллаев З. Г. Даргинский язык // Языки народов СССР / Отв. ред.: Бокарев Е. А., Ломтатидзе К. В. Т. 4. Москва: Наука, 1967. С. 508-523. 77. Арсаханов И. А. Чеченская диалектология / Под ред. З. А. Гавришевской. Чечено-Ингушский НИИ истории, языка, литературы и экономики. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1969. 211 с. 78. Мусбахова В. Т. Кораксийская накидка у Гиппонакта и кораксы Гекатея // Индоевропейское языкознание и классическая филология-XXII (чтения памяти И. М. Тронского). Материалы Международной конференции, проходившей 18–20 июня 2018 г. СПб.: Наука, 2018. Полутом 2. С. 887-919. 79. Кавказ. Европейские дневники XIII–XVIII веков. / Сост. В. Аталиков. Нальчик. Изд-во М. и В. Котляровых, 2010. Вып. 3. 305 с. 80. Бларамберг И.Ф. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа / Иоганн Бларамберг / Пер. И. М. Назаровой. Москва: Изд-во Надыршин, 2010. 399 с. 81. Осетины глазами русских и иностранных путешественников. (XIII–XIX вв.) / Сев.-Осет. науч.-исслед. ин-т / Сост., вводная статья и примеч. Б. А. Калоева. Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1967. 319 с. 82. Шавхелишвили А. И. Архитектурные памятники средневековья и исторические места, связанные с Гражданской войной в Чечено-Ингушетии / Ред. Куприянова В. А.. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1966. 53 с. 83. გ.ღამბაშიძე-ტყობჲა-ჲერდას ტაძრის სახელწოდების ახსნისათვის-”მაცნე“, ისტორიის, ეთნოგრაფიის და ხელოვნების სერია. თბ., №2, 1974, გვ.120-129. 84. Ингушско-русский словарь / Сост. А. С. Куркиев Магас: Сердало, 2005. 544 с. 85. Далгат Б. К. Первобытная религия чеченцев и ингушей / Отв. ред. С.А. Арутюнов. М.: Наука, 2004. 240 с. 86. Русско-осетинский словарь: ок. 25000 сл. / Сост. В. И. Абаев, Ред. М. И. Исаев. 2-е изд. Москва: Советская энциклопедия, 1970. 584 с. 87. Дигорско-русский словарь. Русско-дигорский словарь. Таказов Ф. М. Владикавказ: Респект 2015. 872 с. 88. Варданянц Л. А. Геотектоника и геосейсмика Дарьяла как основная причина катастрофических обвалов Девдоракского и Геналдонского ледников Казбекского массива // Вестник Владикавказского научного центра. 2003. Т. 3. № 1. С. 38-46. 89. Магомедов А.Г. Чеченский язык // Языки Дагестана. Серия «Языки народов России». Отделение литературы и языка РАН, Институт языка, литературы и искусства ДНЦ РАН, Центр языков и культур Северной Евразии им. кн. Н.С. Трубецкого. Махачкала – Москва [б.н.], 2000. С. 255-272. 90. ГIалгIай-эрсий терминий дошлорг: 7500 слов. Барахоева Н. М, Кодзоев Н. Д, Хайров Б. А. Назрань: ООО Пилигрим, 2015. 294 с. 91. Семенов Н. Сказки, легенды чеченцев / Собраны и переведены Н. Семеновым. Владикавказ: Тип. Терского областного правления, 1882. XXIX, 68 с. 92. Козьмин В. Махкинан // Кавказ. 1895. № 98. С. 2-3. References
1. Suleymanov, A. S. (1978). Toponymy of Chechen-Ingushetia: in 4 parts (1976–1985). A. Kh. Shaikhiev (Ed.). Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House.
2. Volkova, N. G. (1974). Ethnic composition of the population of the North Caucasus in the 18th – early 20th centuries. Resp. ed. V. K. Gardanov. USSR Academy OF Sciences. Institute of Ethnology and Anthropology named after N. N. Miklukho-Maklai. Moscow: Nauka. 3. Kusheva, E. N. (1963). Peoples of the North Caucasus and their connections with Russia: second half of the 16th–30s of the 17th century. Moscow: Publishing House of the USSR Academy of Sciences. 4. Suleymanov, A. S. (2006). Toponymy of Chechnya. 2nd reprint (modified, includes 4 parts). T. 1. Buraev (Ed.). Grozny: SUE Book Publishing House. 5. Linevich, I. P. (1872). Map of the mountain peoples subject to Shamil (with appendices). In Collection of information about the Caucasian highlanders. Issue VI. Part 1. Section 2 (pp. 1-4). Tiflis: Printing house of the Main Directorate of the Governor of the Caucasus. 6. Rakovich, D. V. (1900). Tenginsk regiment in the Caucasus. 1819–1846. Ed. g.-m. Potto. Printing house of the Office of the Commander-in-Chief of the civil unit in the Caucasus. 7. Lipets, R. S. (Ed.). (1977). Ethnic history and folklore. USSR Academy of Sciences, Institute of Ethnography named after. N. N. Miklouho-Maclay. Rep. ed. R. S. Lipets. Moscow: Nauka. 8. Laudaev, U. (1872). Chechen tribe. In Collection of information about the Caucasian highlanders. Vol. 6 (pp. 74-105). Tiflis: Printing house of the main administration of the Viceroy of the Caucasus. 9. Kozlov, V. A. & Benvenuti, F. (2011). Vainakhs and imperial power: the problem of Chechnya and Ingushetia in the internal politics of Russia and the USSR: the beginning of the 19th-mid-20th centuries. Moscow: Russian Political Encyclopedia. Foundation "Presidential Center of B. N. Yeltsin". 10. Blagoveshchensky, N. (Ed.). (1878). Agriculture among the Chechens. In Collection of information about the Terek region. Issue. 1. Section II. Vladikavkaz: Printing house of Terek regional administration. 11. Dalgat, B. K. (2008). Tribal life and customary law of Chechens and Ingush. Research and materials 1892–1894. Moscow: Institute of World Literature named after A.M. Gorky RAS. 12. Volkova, N. G. (1977). Batsbians of Georgia. Soviet ethnography, 2, 84-89. 13. Gadzhiev, Zurab (2017). “Akkinsky” trap for three republics. New business, 28(1324). Retrieved from https://ndelo.ru/detail/akkinskij-kapkan 14. Akhmadov, Sh. B. (2002). Chechnya and Ingushetia in the 18th – early 19th centuries (Essays on the history of socio-economic development and socio-political structure of Chechnya and Ingushetia in the 18th – early 19th centuries). Elista: Dzhangar. 15. Sotavov N. A. (1991). The North Caucasus in Russian-Iranian and Russian-Turkish relations in the XVIII century: From Constantinople. agreements to Kyuchuk-Kaynardzhiis. Mira, 1700–1774. Dagestan State University named after V. I. Lenin. Moscow: Nauka. 16. Berger, A. P. (1859). Chechnya and Chechens. In Caucasian calendar for 1860. Section. IV (pp. 1-141). Tiflis: Printing house of the Office of the Viceroy of the Caucasus. 17. Maksimov E. (1893). Chechens: historical and economic essay. In Tersky Collection, Issue 3, Book 2. Section 1. Vladikavkaz: Printing house of the Terek regional government. 18. Byzov I. Akkinians (historical essay of the Nakh-Caucasian society “Aukhov ethnic group”). News Agency Checheninfo 09.03.2020. Retrieved from https://grozniy.bezformata.com/listnews/auhovtci-istoricheskij-ocherk-nahsko/82138406/ 19. Golovinsky, P. I. (1878). Chechens. From the notes of P.I. Golovinsky. In Collection of information about the Tersk region. Issue 1. section. II (pp. 241-261). Vladikavkaz : Printing house of Terek regional administration. 20. TsGA DASSR (Central State Archives of the Dagestan Soviet Socialist Republic). F. 379. On. 1. D. 523. 21. Butkov, P. G. (1869). Materials for the new history of the Caucasus, from 1722 to 1803. Part 2. St. Petersburg: Printing house of the Imperial Academy of Sciences. 22. Sagov, R. Z. (2015). Ethnolocal groups (societies) of Ingush. Bulletin of the Ingush Scientific Research Institute of Humanities named after Ch.E. Akhriev, 2, 39-47. 23. Butskovsky, A.M. (1958). Excerpts from the description of the Caucasus province and neighboring mountain regions. 1812. In. History, geography and ethnography of Dagestan (рр. 239-246). Moscow: Publishing House of Eastern Literature. 24. Chechen DNA project. Retrieved from https://www.familytreedna.com/public/Chechen-Noahcho?iframe=yresults 25. Nataev, S. A. (2015). The problem of the ethnoterritorial structure of Chechnya in the 18th–19th centuries. in historical literature. Humanitarian, socio-economic and social sciences, 11(1), 221-225. 26. Chokaev, K. Z. (1991). Our language is our history (in Chechen). Grozny: Book. 27. Tmenov, V. H (Ed.). (1989). Several pages from the ethnic history of Ossetians. In Problems of ethnography of Ossetians. Ordzhonikidze: Ir. 28. Semenov, L. P. (1928). Archaeological and ethnographic research in Ingushetia in 1925–1927. Vladikavkaz: [Without a name]. 29. Semenov, L. P. (1963). Archaeological and ethnographic research in Ingushetia in 1925–1932. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House. 30. Kobychev, V. P. (1977). Settlement of Chechens and Ingush in the light of ethnogenetic legends and monuments of their material culture. In Ethnographic history (pp. 165-184). Moscow: [without a name]. 31. Alborov, B. A. (1979). Some issues of Ossetian philology. Ordzhonikidze: IR. 32. Ilyasov, L. M. Petroglyphs of Chechnya. Grozny: ChSU. 33. Getting to know the Akha (Akka) mountains in Galan-Chozhe Chechnya. City of Grozny. Retrieved from http://www.groznycity.ru/forum/viewtopic.php?f=3&t=1612 34. Vinogradov, V. B., & Umarov, S. Ts. (1985). About some early Vainakh ethnonyms. In Chistov K. V., Its, R. F. (Eds). Historical ethnography. Interuniversity collection. Problems of archeology and ethnography. Vol. 3. Leningrad: Publishing House of Leningrad State University. 35. Malsagov, A.O. Nart-Orstkhoi epic of the Vainakhs. Grozny: Checheno-Ingush Book Publishing House. 36. Kuznetsov, V. A. (1980). Nart epic and some issues of the history of the Ossetian people. Ordzhonikidze: Ir. 37. Dalgat, U. B. (1988). Epic historicism in development. Folklore. Problems of historicism. Answer. ed. Gatsak, V. M. Moscow: Nauka. 38. Kobychev, V. P. (1985). Historical interpretation of ethnogenetic legends of the Ingush. In Issues of historical and cultural relations in the North Caucasus (Collection of scientific works) (pp. 20-33). Ordzhonikidze: SOGU 39. Dalgat, U. B. (1972). Heroic epic of Chechens and Ingush. Research and texts. Dakhkilgov, I. A. (Ed.). Moscow: Nauka. 40. Abaev, V. I. (1989). Historical and etymological dictionary of the Ossetian language: in 4 volumes (1958–1989). T. 4. U-Z. Moscow; Leningrad: Publishing House of the USSR Academy of Sciences: Science. 41. Ibragimov, M.-R. A. (1993). Akkians in Dagestan (XVI–XX centuries). In Gadlo A. V., Its R. F. (Eds). Historical ethnography: In memory of R.F. Itsa. Interuniversity collection. Issue 4 (pp. 58-68). St. Petersburg: St. Petersburg State University Publishing House. 42. Minorsky, V. F. (1963). History of Shirvan and Derbend of the X–XI centuries. Trans. Mikaelyan, S. G. Acad. Sciences of the AzSSR. Institute of Oriental Studies. Moscow: Publishing House of Eastern Literature. 43. Dzidzoev, V. D. (2010). Scythians in the Caucasus. Bulletin of the Vladikavkaz Scientific Center, 10(14), 11-16. 44. Chibirov, L. A. (2021). Nart tales of the peoples of Dagestan: features of distribution and existence. News of North Ossetian Institute of Humanitarian and Social Research named after Abaev, V. I., 44(83), 5-22. doi:10.46698/VNC.2022.83.44.007 45. Berger, A. P. (Ed.). (1884). Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission. Vol. 9. No. 16. Tiflis: Printing house of the Main Directorate of the Viceroy of the Caucasus. 46. Gumba, G. J. (2017). Nakhi: issues of ethnocultural history (I millennium BC). 2nd additional edition. Moscow: Litera. 47. Volkova, N. G. (1973). Ethnonyms and tribal names of the North Caucasus. USSR Academy of Sciences. The Institute of Ethnography named after N. N. Miklukho-Maklay. Moscow: Nauka. 48. Desheriev, Yu. D. (1953). Batsbi language. Phonetics, morphology, syntax, vocabulary: monograph. Answer. ed. B. A. Serebrennikov. Institute of Foreign Languages of the USSR Academy of Sciences. Moscow-Leningrad: 1st printing house of the publishing house of the USSR Academy of Sciences. 49. FamilyTreeDNA-Ingush DNA Project. Retrieved from https://www.familytreedna.com/public/Ingush/default.aspx?section=yresults 50. Akhriev, Ch. E. (1875). Ingush (their legends, beliefs and superstitions). In Collection of information about the Caucasian highlanders (pp. 1-40). Tiflis: Printing house of the main administration of the Viceroy of the Caucasus. 51. Pchelina, E.G. (1924–1925). A brief historical and archaeological sketch of the country Iron-Khusar (South Ossetia). In Proceedings of the Transcaucasian Scientific Association: Materials on the study of Georgia. South Ossetia. Series I. Issue. 1 (pp. 233-251). Tiflis: Transcaucasian Association of Oriental Studies. 52. Kokiev, G. A. (1928). Crypt structures of mountainous Ossetia: Historical and ethnological essay. Vladikavkaz: Rastdzinad. 53. Kaloev, B. A. (1967). Ossetians (historical and ethnographic research). Gardanov, V. K. (Ed). Moscow: Nauka. 54. Chursin, G. F. (1925). Ossetians: Ethnographic essay. In Proceedings of the Transcaucasian Scientific Association. Materials for the study of Georgia. South Ossetia. Series 1. Issue. 1 (pp. 3-103, 132-232). Tiflis: Dawn of the East. 55. Dzattiaty, R. G. (1986). Early medieval burial ground in the village. Edys (South Ossetia). Soviet archeology, 2, 198-209. 56. Mroveli, Leonti. (1979). The Life of the Kartli Kings: Extracted. information about the Abkhazians, the peoples of the North. Caucasus and Dagestan. Translated from ancient Georgian, preface and comments by Tsulai, G. V. Moscow: Nauka. 57. Vakhushti, Tsarevich (1904). Geography of Georgia. Translation M.G. Dzhanashvili. In Notes of the Caucasian Department of the Imperial Russian Geographical Society. Issue 5. Book. XXIV (рр. 1-224). Tiflis: Printing house of K. P. Kozlovsky. 58. Ponomarev, S. V., & Bednov, B. V. (1985). Tepli, Jimarai, Kazbek. Moscow: Physical Culture and Sports. 59. Bronevsky, S. M. (1823). The latest geographical and historical news about the Caucasus collected and expanded by Semyon Bronevsky. In 2 parts. Part 1. Moscow: Printing house of S. Selivanovsky. 60. Kuznetsov, V. A. (2002.) Christianity in the North Caucasus until the 15th century. Vladikavkaz: Ir. 61. Perfilyeva, L. A. (2000). Alan diocese. In Under the general. ed. Patriarch of Moscow and All Rus' Alexy II. Orthodox Encyclopedia. T. I: A – Alexy Studite. Moscow: Church-scientific. Center "Orthodox Encyclopedia". 62. Dzitsoyty, Yu. D. (2020). On the historical geography of Ossetia: the historical and geographical region of Khokh. Questions of onomastics. 17(3), 209-225. doi:10.15826/vopr_onom.2020.17.3.040 63. Malakhov, S. N. (2019). Alan Metropolis and the region of Ahokhia in the second afternoon of the 14th century: New data on the church geography of the North Caucasus. Institute of History and Archeology of the Republic of North Ossetia-Alania. Bulletin of SOGU named after. K.L. Khetagurova, 4, 52-59. doi:10.29025/1994-7720-2019-4-52-59. 64. Popov, Iv. (1878). Ichkerians. Historical sketch. In Collection of information about the Terek region. Issue. 1. Section II (pp. 261-266). Blagoveshchensky, N. (Ed.). Vladikavkaz: Printing house of Terek regional administration. 65. Chechenov, I. M. (1987). New materials and research on medieval archeology of the Central Caucasus. Archaeological research on new buildings in Kabardino-Balkaria in 1972-1979. Kabardino-Balkarian Research Institute of History, Philology and Economics under the Council of Ministers of the Kabardino-Balkarian Autonomous Soviet Socialist Republic: in 3 volumes. Vol. 3. 1984–1987. Ed. Markovina, V. I. Nalchik: Elbrus. 66. Malakhov, S.N. (1998). To the localization of Akhokhiya. In XX Anniversary international Krupnov readings on archeology of the North Caucasus. Abstracts of reports (pp. 83-84). Zheleznovodsk, Stavropol. 67. Suleymanov, A. S. (1980). Toponymy of Chechen-Ingushetia: in 4 parts. Part 3. Lepiev, A. S. (Ed.). Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House. 68. Albogachieva, M. S.-G. (2015). Demarcation of the borders of Ingushetia. Mountains and borders (pp. 167-255). St. Petersburg: Museum of Anthropology and Ethnography of the Russian Academy of Sciences. 69. Thomsen M.-L. (1984). The Sumerian Language. In Copenhagen: Akademisk Forlag. 70. Vizirova, E. Yu., Kaneva, I. T., & Kozlova, N. V. (2010). Sumerian language. In Languages of the world: Ancient relict languages of Western Asia (pp. 19-95). RAS. Institute of Linguistics. Ed. coll.: Kazansky, N. N., Kibrik, A. A., Koryakov, Yu. B. Moscow: Academia. 71. Abaev, V. I. (1959). Ossetian-Veinakh lexical parallels. In Proceedings of the Chechen-Ingush Research Institute of History, Language and Literature. Vol. 1. Iss. 2. (pp. 89-119). Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House. 72. Sigauri, I. M. (1997). Essays on the history and state structure of the Chechens from ancient times. Vol. 1. Moscow: Russian Life. 73. Vlastov, G. K. (1856). War in Greater Chechnya. St. Petersburg: Russian Invalid. 74. Artomonov, M. I. Questions of the history of the Scythians in Soviet science. Bulletin of Ancient History, 3, 68-82. 75. Hasanov, M. R. (2007). Dagestan: the crossroads of civilizations. Makhachkala: DGPU. 76. Abdullaev, Z. G. (1967). Dargin language. In Languages of the peoples of the USSR. Vol. 4. Rep. ed.: Bokarev E. A., Lomtatidze K. V. Moscow: Nauka. 77. Arsakhanov, I. A. (1969). Chechen dialectology. Gavrishevskaya, Z. A. (Ed.). Chechen-Ingush Research Institute of History, Language, Literature and Economics. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House. 78. Musbakhova, V. T. (2018). The Coraxian cape of Hipponactus and the corax of Hecataeus. In Indo-European linguistics and classical philology-XXII (readings in memory of I. M. Tronsky). Proceedings of the International Conference, held on June 18–20, 2018. Half volume 2. St. Petersburg: Nauka. 79. Atalikov, V. (Ed.). (2010). Caucasus. European diaries of the XIII–XVIII centuries. Issue. 3. Nalchik. Publishing house M. and V. Kotlyarov. 80. Blaramberg, I. F. (2010). Historical, topographic, statistical, ethnographic and military description of the Caucasus. Translation Nazarova, I. M. Moscow: Nadyrshin Publishing House. 81. Kaloev, B. A. (Ed.). (1967). Ossetians through the eyes of Russian and foreign travelers. (XIII–XIX centuries). North Ossetian Scientific Research Institute. Ordzhonikidze: North Ossetian Book Publishing House. 82. Shavkhelishvili A. I. Architectural monuments of the Middle Ages and historical places associated with the Civil War in Checheno-Ingushetia. (Ed) Kupriyanova V. A. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House. 83. ღამბაშიძე, გ. (1974)-ტყობჲა-ჲერდას ტაძრის სახელწოდების ახსნისათვის [Gambashidze G. (1974). To explain the name of the Tkobya-Erda temple]. ”მაცნე“, ისტორიის, ეთნოგრაფიის და ხელოვნების სერია, 2, 120-129. 84. Kurkiev, A. S. (2005). Ingush-Russian dictionary. Magas: Serdalo. 85. Dalgat, B. K. (2004). Primitive religion of the Chechens and Ingush. Rep. ed. Arutyunov, S. A. Moscow: Nauka. 86. Abaev, V. I. (1970). Russian-Ossetian dictionary: approx. 25000 words. Ed. Isaev, M. I. 2nd ed. Moscow: Soviet Encyclopedia. 87. Takazov, F. M. (Ed.). (2015). Digor-Russian dictionary. Russian-Digor Dictionary. Vladikavkaz: Respect. 88. Vardanyants, L. A. (2003). Geotectonics and geoseismic of the Daryal as the main cause of the catastrophic collapses of the Devdoraki and Genaldon glaciers of the Kazbek massif. Bulletin of the Vladikavkaz Scientific Center, 3(1), 38-46. 89. Magomedov A.G. (2000). Chechen language. In Languages of Dagestan. Series “Languages of the Peoples of Russia” (pp. 255-272). Department of Literature and Language of the Russian Academy of Sciences, Institute of Language, Literature and Art of the Dagestan Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, Center for Languages and Culture of Northern Eurasia named after. book N.S. Trubetskoy. Makhachkala – Moscow: [Untitled]. 90. Barakhoeva, N. M., Kodzoev, N. D., & Khayrov, B. A. (2015). ГIалгIай-эрсий терминий дошлорг [Ingush-Russian dictionary of terms: 7500 words]. Nazran: Pilgrim. 91. Semenov, N. (Ed). (1882). Tales and legends of the Chechens. Collected and translated by Semenov, N. Vladikavkaz: Printing house of Terek regional government. 92. Kozmin, V. (1895). Makhkinan. Caucasus, 98, 2-3.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой являются аккинские миграции в XV-XVII вв. Автор ставит своими задачами определить предков ауховских аккинцев, а также показать районы первоначального проживания аккинцев. Работа основана на принципах анализа и синтеза, достоверности, объективности, методологической базой исследования выступает системный подход, в основе которого находится рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов. Автор также использует сравнительный метод. Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор на основе различных источников стремится проследит взаимосвязь между аккинцами и Ахохией. Рассматривая библиографический список статьи, как позитивный момент следует отметить его масштабность и разносторонность: всего список литературы включает в себя свыше 90 различных источников и исследований, что само по себе говорит о том объеме подготовительной работы, которую проделал ее автор. Из привлекаемых автором источников отметим прежде всего путевые заметки российских и зарубежных путешественников по Северному Кавказу. Из используемых исследований укажем на труды Ш. Ахмадова, Р. З. Сагова, С.А. Натаева и других авторов, в центре внимания которых находятся различные аспекты изучения этнотерриториальной структуры Северного Кавказа. Заметим, что библиография обладает важностью как с научной, так и с просветительской точки зрения: после прочтения текста статьи читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. В целом, на наш взгляд, комплексное использование различных источников и исследований способствовало решению стоящих перед автором задач. Стиль написания статьи можно отнести к научному, вместе с тем доступному для понимания не только специалистам, но и широкой читательской аудиторией, всем, кто интересуется как истори ей Северного Кавказа, в целом, так и его этносами, в частности. Апелляция к оппонентам представлена на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой статьи. Структура работы отличается определенной логичностью и последовательностью, в ней можно выделить введение, основную часть, заключение. В начале автор определяет актуальность темы, показывает, что "уховцы или аккинцы – субэтническая группа в составе современных чеченцев, исторически проживающая на территории нынешнего Дагестана, на границе с Чечней". Автор допускает, что "миграция аккинцев из Горной Акки на восток началась в середине XVI в." Автор обращает внимание на то, что "большая часть предков современных ауховских аккинцев переселилась в Аух несколькими миграционными волнами с верховьев Гехи в течении XVI-XVIII вв.", вместе с тем "на территорию своего исхода (в верховьях Гехи) аккинцы, по нашему мнению, пришли из западных районов, а до них здесь жили галаевцы, нашхоевцы и еще одно племя, от которого современным галанчожским обществам досталась в наследство гаплогруппа L 3". Главным выводом статьи является то, что "Ахохия была дзурдзукской областью в плоскостных и горных районах современных Кабарды и Осетии, откуда на территорию современных Ингушетии, Чечни и Дагестана мигрировали аккинцы". Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, вызовет читательский интерес, а ее материалы могут быть использованы как в курсах лекций по истории России, так и в различных спецкурсах. К статье есть отдельные замечания: так, например, в библиографии есть ссылка на Центральный государственный архив Дагестанской АССР, в то время как сейчас это Центральный государственный архив Республики Дагестан. Однако, в целом, на наш взгляд, статья может быть рекомендована для публикации в журнале "Исторический журнал: научные исследования". |